И они ждали. Два дня и две ночи просидел я, скрючившись между скалой, поросшей мескитом, и каменной стеной, мучаясь от жажды и не надеясь на спасение. Я сражался с индейцами на дальнем расстоянии, стреляя иногда по дымкам от выстрелов, и они отвечали мне тем же. Конечно, я не смыкал ночью глаз, и отсутствие сна было мучительно.
Помню утро третьего дня — я знал, что оно последнее. Смутно припоминаю, что в отчаянии и крайнем возбуждении я выскочил из-за скалы и стал палить куда попало. Больше я ничего не помню.
Следующее воспоминание: я выхожу из воды с наступлением сумерек. На мне нет ничего из одежды, и я не знаю, где нахожусь, но, продрогший, со сбитыми ногами, иду куда-то всю ночь. На рассвете оказываюсь у форта С. Ф. Смита, пункта моего назначения, но донесения при мне нет. Первый человек, которого встречаю, — мой хороший знакомый, сержант Уильям Брискоу. Можете представить, как он удивился, увидев меня в таком состоянии, и как удивился я, когда он спросил, кто я такой, черт возьми.
— Дейв Дак, — ответил я. — Кто же еще?
Сержант вылупил на меня глаза.
— Ты похож на него, — сказал он и отодвинулся подальше. — Как дела?
Я рассказал, что приключилось со мной днем раньше. Он выслушал меня, по-прежнему изумленно тараща глаза, а потом сказал:
— Дружище, если ты Дейв Дак, то должен сказать, что лично похоронил тебя два месяца назад. Я был в разведке с небольшой группой и нашел твое тело — в дырках от пуль, с недавно снятым скальпом и прочими увечьями — как раз на том месте, где, по твоим словам, произошла последняя битва. Пойдем в мою палатку, и я покажу оставленные после тебя вещи и письма, которые я принес в лагерь; донесение я передал командиру.
Он сдержал обещание. Показал вещи, которые я сразу решительно надел; письма — я положил их в карман, а затем он отвел меня к командиру, и тот, выслушав мою историю, ледяным голосом приказал Брискоу посадить меня под стражу. Пока мы шли, я спросил:
— Билл Брискоу, скажи, ты действительно похоронил найденное тобой в этой одежде тело?
— Конечно, — ответил он, — все, как я сказал. И это был Дейв Дак, его многие знали. А теперь скажи мне, чертов самозванец, кто ты на самом деле?
— Сам хотел бы знать, — ответил я.
Спустя неделю мне удалось бежать, и я постарался как можно быстрее оказаться подальше от лагеря. Впоследствии я дважды возвращался сюда, чтобы найти то роковое место в горах, но мне это так и не удалось».
Другие жильцы[40]
— Чтобы сесть на этот поезд, — сказал полковник Леверинг, сидя в гостинице «Уолдорф-Астория», — вам придется провести почти всю ночь в Атланте. Прекрасное место, только не советую останавливаться в «Бретхит-Хаус», одной из гостиниц города. Старый деревянный дом нуждается в срочном ремонте. В стенах такие дыры, что может пролезть кошка. На дверях номеров нет замков, из мебели есть только стул, на кровати — один матрас, никакого постельного белья. Но и это еще не все, вы никогда не сможете быть уверены, что проведете ночь один, к вам могут подселить других жильцов. Да, сэр, такой гнусной гостиницы больше не найти!
Проведенная там ночь была для меня ужасной. Я приехал поздно вечером, и в комнату на первом этаже меня проводил постоянно извиняющийся ночной портье с сальной свечой в руке, которую предусмотрительно мне оставил. Я был основательно измотан двумя днями и одной ночью, проведенными в поезде, и к тому же еще не совсем оправился от пулевого ранения в голову во время ссоры. Предпочтя не искать лучшего ночлега, я улегся на матрас, не снимая одежды, и заснул.
Ближе к утру я проснулся. Луна стояла высоко и светила в незашторенное окно; мягкий голубоватый свет казался немного призрачным, хотя, думаю, в этом нет ничего необычного: если вы замечали, лунный свет всегда такой. Представьте мое удивление и возмущение, когда я увидел, что на полу лежит не менее дюжины новых постояльцев! Я сел в постели, кляня на чем свет стоит хозяев этой чертовой гостиницы, и уже собрался встать и идти ругаться с ночным портье — тем, у кого был извиняющийся вид и который оставил мне свечу, — но тут меня поразила полная неподвижность лежащих тел. Меня, как пишут в книгах, сковал ужас. Все эти люди были мертвы!
Они лежали навзничь, ногами к трем стенам комнаты — у четвертой стены, наиболее удаленной от двери, стояла моя кровать и стул. Лица покрывала белая материя, но профили двух мертвецов четко вырисовывались в падавшем на них лунном свете.