Словарь Сатаны

Как только стало светать, беспорядочное наступление приостановилось, стали выравнивать ряды, вперед послали лазутчиков, поступил приказ, проверить численный состав. Первый сержант батальона лейтенанта Дадли выступил вперед и стал называть людей в алфавитном порядке. Ему не нужен был список — он отличался отменной памятью. Солдаты отзывались на свои фамилии, и постепенно он дошел до буквы «Г».

— Горем!

— Здесь!

— Грейрок!

— Здесь!

И тут он по привычке выкрикнул:

— Грин!

— Здесь!

Отклик был ясный, отчетливый, безошибочный!

Внезапное движение, волнение в рядах батальона, словно по ним пробежал электрический разряд, подтвердили невероятность случившегося. Сержант побледнел и смолк. К нему быстро подошел капитан и резко произнес:

— Назовите это имя еще раз.

Вероятно, не только Общество исследований в области психики проявляет интерес к Непознаваемому.

— Беннет Грин!

— Здесь!

Все повернули головы в направлении знакомого голоса; два солдата, между которыми обычно стоял в ряду Грин, уставились друг на друга.

— Еще раз, — потребовал неугомонный исследователь, и имя мертвеца раздалось снова, произнесенное уже дрожащим голосом.

— Беннет Стори Грин!

— Здесь!

В этот момент где-то далеко, за передовой линией, раздался одиночный ружейный выстрел, за ним последовал беспощадный свист летящей пули; она, пролетев через строй, поразила цель, прервав тем самым восклицание капитана: «Что все это, черт побери, значит?»

Лейтенант Дадли протиснулся сквозь шеренгу с тыльной стороны.

— Вот что это значит, — сказал он и, раскрыв мундир, показал заметно расширяющееся кровавое пятно на груди. Ноги у него подкосились, и он замертво рухнул на землю.

Вскоре полк отозвали с передовой и вследствие какой-то ошибки в плане больше не посылали под огонь противника. А Беннет Грин, знаток по части военных казней, никогда больше не объявлялся.

Рассказ майора [28]

Во время Гражданской войны розыгрыши не обрели еще, как сейчас, дурную славу. Без сомнения, это объясняется нашей молодостью — мужчины тогда были моложе, чем сейчас, а у молодых людей бурный темперамент всегда легко переходит в шумную возню. Вам даже трудно представить, какими молодыми были мужчины в начале шестидесятых! Ведь средний возраст в Федеральной армии был не больше двадцати пяти; лично я сомневаюсь, что он перевалил за двадцать три, но, не располагая статистикой (если таковая имеется), предпочитаю избегать крайностей: остановимся на двадцати пяти. Справедливости ради скажем, что двадцатипятилетний молодой человек в то героическое время был уже мужчиной — не то что его сверстник сейчас; это было видно невооруженным глазом. В его лице отсутствовала незрелость, столь свойственная его преемнику. Сейчас, видя молодого человека, я не могу не отметить, что он выглядит слишком уж юным; но во время войны мы не обращали внимания на возраст, если только мужчина не был в летах. Тут уж ничего нельзя было поделать: тогда неприглядные приметы возраста проступали на лице значительно раньше, чем теперь, — как мне кажется, из-за суровой службы и в какой-то степени из-за неумеренных возлияний, потому что — прости господи! — мы крепко пили в военное время. Помнится, я считал, что генерал Грант, которому не могло быть больше сорока, неплохо сохранившийся старикан, учитывая его привычки. Что касается людей постарше — скажем, от пятидесяти до шестидесяти лет, — то все они казались нам похожими на персонажей из музея — последнего хиттита[29] или библейского Мафусаила[30]. Так что, мои друзья, мужчины в мое время были гораздо моложе нынешних, но выглядели старше. Поразительная перемена!

Как я сказал, розыгрыши тогда еще не вышли из моды. Во всяком случае, в армии. Возможно, в более серьезной гражданской жизни они присутствовали только в тех случаях, когда мазали смолой и вываливали в перьях тайного сторонника южан. Думаю, вы о таком слышали, так что перейду сразу к своей истории без особых предисловий, тем более что такая манера мне близка.

Это произошло за несколько дней до битвы при Нашвилле. Враг вытеснил нас из северной Джорджии и Алабамы. У Нашвилла мы отчаянно защищались и сооружали укрепления, а наш старый «Папа» Томас[31] тем временем занимался доставкой подкреплений и боеприпасов из Луисвилла. А Худ[32], командующий войска южан, почти окружил нас и стоял так близко, что время от времени бомбил центр города. Но, как правило, он от этого воздерживался, боясь уничтожить семьи своих солдат, ведь многие жили в городе. Я иногда задумывался, какие чувства обуревают тех парней, которые смотрят в сторону своих домов, где их жены, дети или престарелые родители, возможно, страдают из-за нехватки необходимых вещей и, конечно (так они думают), чувствуют себя неуютно под игом варваров-янки.