Словарь Сатаны

А случилось то, что следы юноши внезапно оборвались и дальше землю покрывал чистый и ровный снег. Последние следы были такими же четкими, как и прежние, отпечатались даже гвоздики в подошве. Мистер Эшмор посмотрел вверх, прикрыв шляпой свет, идущий от фонаря. Сияли звезды, на небе ни облачка; объяснение, которое пришло ему в голову, отпало, да оно и с самого начала было сомнительным — не пошел ли новый снегопад, начавшийся именно с этого места? Сделав большой круг в сторону от последних следов сына, чтобы сохранить их для дальнейшего изучения, отец пошел дальше к роднику; дочь последовала за ним, ослабевшая и испуганная. Никто из них не произнес ни слова об увиденном. Источник замерз — по-видимому, несколько часов назад.

Возвращаясь домой, они обратили внимание на свежий снег по обеим сторонам тропы. И никаких следов от нее в стороны.

Утром, при свете, ничего не изменилось. Повсюду лежал тонкий слой ровного, чистого, нетронутого снега.

Спустя четыре дня убитая горем мать сама пошла за водой. А вернувшись, рассказала, что на том месте, где оборвались следы, услышала голос сына и стала громко звать его; она бродила вокруг, голос слышался ей то в одной, то в другой стороне, пока усталость и волнение не лишили ее последних сил. Она не могла сказать, что говорил голос, хотя это противоречило ее утверждению, что слова слышались отчетливо. Вся семья тут же побежала на упомянутое место, но никто ничего не услышал, и тогда решили, что голос — галлюцинация, вызванная беспокойством и нервным расстройством матери. Но после, в течение нескольких месяцев, с разрывом в несколько дней, голос слышали другие члены семьи и даже посторонние люди. Все утверждали, что голос совершенно точно принадлежал Чарлзу Эшмору, и сходились на том, что доносился он издалека, слабо, хотя артикуляция была четкая, правда, никто не мог определить, откуда он шел, или повторить его слова. Интервалы, когда голос не слышали, все увеличивались, звук становился все слабее и к середине лета замолк навсегда.

Если кто и знает судьбу Чарлза Эшмора, то только его мать. Ее нет в живых.

Ночные события в ущелье Мертвеца [73] Недостоверная история

Стояла холодная и ясная, как бриллиант чистой воды, ночь.

Такие ночи особенно холодны. В темноте холод ощущается не так остро, как при свете, — тогда мучения сильнее. Эта ночь была достаточно светлой, и морозец покусывал, как змея. Луна таинственно плыла позади гигантских сосен, венчающих Южную гору, высекая холодные искры из снежного наста и привлекая внимание к призрачным очертаниям на темном западе — Береговым хребтам, за которыми лежит невидимый Тихий океан. Снег занес открытые места на дне ущелий и теперь лежал там длинными, ритмично дышащими грядами и горками в окружении снежной пыли. Эта пыль искрилась в двойном отражении — от лунного света и от снега.

Под снегом погребено много хижин из заброшенного рудника (моряк сказал бы: потоплено), кое-где они выступают наружу даже выше опор, на которых раньше держался мост через реку, называемую «флюм» («flume»[74]), что, конечно, подразумевало «flumen»[75]. Среди привилегий, коими наделены золотоискатели, есть и привилегия говорить по-латыни. О своем умершем соседе золотоискатель скажет: «Он уплыл по флюму». Неплохо сказать и так: «Его жизнь вернулась в Источник жизней».

Сопротивляясь атакам ветра, снег не пренебрегал выгодными позициями. Преследуемый ветром, он не очень отличался от отступающей армии. На открытом поле выстраивался шеренгами и батальонами; где был опорный пункт, делал привал; если встречалось укрытие, пользовался им. Видели бы вы, сколько взводов снега прячется за разрушенной стеной. Снег занес старую, вырубленную в скалах дорогу. Эскадрон за эскадроном снег пытался и дальше прорваться этим путем, но тут атака ветра закончилась. Зимней ночью невозможно представить себе более безрадостное и унылое место, чем ущелье Мертвеца, или Галч. Однако его единственный обитатель, мистер Хайрам Бисон, избрал Галч местом постоянного проживания.

Со склона Северной горы его небольшая, сколоченная из сосны хижина посылала из единственного застекленного окна длинный тонкий луч света; она здорово напоминала черного жука, прикрепленного к скале яркой новой булавкой. Внутри ее перед пылающим камином сидел сам мистер Бисон, уставившись в горящее пламя, словно никогда в жизни не видел ничего подобного. Его нельзя было назвать привлекательным — седой, в поношенной и неряшливой одежде, с серым, изнуренным лицом и болезненно горящими глазами. Если б кто-нибудь попытался определить его возраст, то сначала сказал бы «сорок семь», потом, подумав, поправился: «семьдесят четыре». На самом деле ему было двадцать восемь. Возможно, он был настолько истощенным, насколько позволял себе, принимая во внимание бедного гробовщика в Бентли-Флэт и нового энергичного коронера из Соноры. Бедность и рвение — это молот и наковальня. Опасно оказаться между ними.