— Я увидел, что по дому кто-то бродит с лампой; мои глаза залепил снег, спина обледенела, я въехал в ворота и поставил лошадь в старый загон, где она стоит и сейчас. Постучав в дверь и не получив ответа, я вошел без приглашения. Комната была погружена в темноту; но у меня были при себе спички, и найдя свечу, я ее зажег. Я попытался войти в соседнюю комнату, но дверь не открывалась, и хотя я слышал за дверью тяжелые шаги старика, он не отзывался на мои приветствия. Камин не горел, я развел огонь, лег перед ним и, положив под голову пальто, приготовился спать. Скоро дверь, которую я не смог открыть, распахнулась, и в комнату вошел старик с лампой в руках. Я вежливо заговорил с ним, извинился за вторжение, но он не обратил на меня никакого внимания. Похоже, он что-то искал, хотя глаза его были неподвижными. Я подумал, не бродит ли он во сне. Старик обошел комнату и вышел там же, где и вошел. До момента, когда я заснул, он еще дважды возвращался, вел себя точно так же, как раньше, и так же уходил. В промежутках я слышал тяжелую поступь в разных углах дома, эти шаги были отчетливо слышны временами, когда буря стихала. Утром, когда я проснулся, старика уже не было.
Мистер Марен хотел задать еще несколько вопросов, но не смог сдержать напор домашних, желавших выложить все начистоту о смерти и похоронах Делюза, к большому изумлению доброго священника.
— Объяснение вашего приключения весьма просто, — сказал мистер Марен. — Не думаю, что старик Делюз ходит во сне — во всяком случае, не в теперешнем, а вот в вашем сне — вполне мог.
Мистеру Гэлбрайту пришлось неохотно согласиться с такой точкой зрения.
Тем не менее на следующий день поздно вечером оба джентльмена в сопровождении сына священника подъехали к дому старика Делюза. В окнах — то в одном, то в другом — блуждал огонек. Трое мужчин направились к дверям. Приблизившись, они услышали беспорядочный набор пугающих звуков — бряцанье оружия, звон стальных клинков, ружейные выстрелы, женские вопли, стоны и проклятия дерущихся мужчин. Все трое, испуганные, в нерешительности замерли. Затем мистер Гэлбрайт толкнул дверь. Она не подавалась. Но священник был смелый человек и к тому же обладал недюжинной силой. Отступив шага на два, он обрушился на дверь всей массой и правым плечом с оглушительным треском вышиб ее из проема. Через мгновение мужчины были уже внутри дома. Там их встретили темнота и тишина! Слышно было лишь биение их сердец.
Мистер Марен запасся спичками и свечой. С трудом, объясняемым волнением, он зажег свечу, и они комнату за комнатой обследовали дом. Все было в безукоризненном порядке, словно шериф только покинул жилище; вещи находились на своих местах. На них лежал легкий налет пыли. Задняя дверь была, как бы по небрежности, оставлена слегка приоткрытой, и всем троим разом пришло в голову, что участники шумного безумства бежали. Вчерашняя буря оставила после себя легкий снежный налет, но никаких следов на нем не было, ничто не нарушило белый покров. Закрыв плотно дверь, мужчины вошли в последнюю, четвертую комнату, расположенную в углу дома — дальше всего от дороги. Здесь, словно от дуновения ветра, свеча в руках мистера Марена внезапно потухла. Почти сразу же раздался грохот от падения тяжелого тела. Когда второпях вновь зажгли свечу, то увидели, что молодой мистер Гэлбрайт недвижно лежит на полу в некотором отдалении от других. Он был мертв. В одной руке мужчина сжимал тяжелый мешок с монетами, которые при последующем осмотре оказались старинной испанской чеканки. Прямо над лежавшим телом из стены была вырвана доска — мешок явно взяли из зиявшего отверстия.
Провели еще одно дознание: вскрытие трупа и на этот раз не дало никаких результатов. «Призван Богом» — вновь гласило заключение, дававшее повод каждому думать свое. Мистер Марен остался при мнении, что молодой человек умер от волнения.
Случай в городке Нолан[67]
К югу от того места, где дорога между Луисвиллом и Харди (в штате Миссури) пересекает восточный рукав Мей-Крик, стоит заброшенный дом. С лета 1879 года там никто не живет, и он быстро пришел в запустение. Года за три до упомянутой даты здесь жила семья Чарлза Мея; по имени одного из его предков названа речушка, на которой стоит дом. Семья мистера Мея состояла из жены, взрослого сына и двух дочерей. Сына звали Джоном, имена девочек неизвестны автору.
Угрюмый и мрачный Джон Мей не был склонен к вспышкам гнева, но мог подолгу таить гнетущую, неумолимую злобу. Отец, напротив, обладал характером дружелюбным и общительным, но легко взрывался, загораясь, как пучок соломы, который, вспыхнув, тотчас гаснет. Он никогда не затаивал зла, и когда гнев его утихал, первый делал попытку примириться. Неподалеку жил брат Чарлза, прямая его противоположность, и соседи шутили, что Джон унаследовал характер дяди.
Однажды отец и сын что-то не поделили, в ход пошла ругань, и отец ударил сына кулаком в лицо. Джон молча утер кровь, пронзил взглядом уже раскаявшегося обидчика и холодно произнес: «А вот за это ты заплатишь жизнью».