Словарь Сатаны

Конечно, мистер Беннинг был очень внимателен к девушкам. В своих прогулках по округе я часто встречал эту троицу — иногда в обществе других гостей пансионата, — они лазили по ущельям, ловили рыбу, стреляли по цели — словом, всячески старались разнообразить деревенскую жизнь, и хотя я наблюдал их на достаточно близком, насколько позволяли хорошие манеры, расстоянии, однако не заметил ничего предосудительного, что могло бы объяснить странную беседу в лесу. Я уже познакомился с девушками, а с их опекуном обменивался взглядами и даже приветствиями без особой неприязни.

Прошел месяц, и я почти перестал интересоваться их делами, но однажды наше небольшое общество было потрясено ночным событием, которое живо напомнило то, что я испытал в лесу.

Умерла Полина, старшая из девушек.

Сестры занимали одну спальню на третьем этаже. Проснувшись на рассвете, Ева обнаружила, что Полина мертва. Позже, когда несчастная девушка заливалась слезами у тела сестры в окружении сочувствующих, пусть и не очень тактичных соседей, в комнату вошел мистер Беннинг и хотел взять ее за руку. Она отпрянула от покойной сестры и медленно пошла к двери.

— Это твоих рук дело, — выкрикнула Ева. — Твоих… твоих… твоих…

— Она бредит, — проговорил мистер Беннет тихим голосом. Девушка отступала от него, а он надвигался — шаг за шагом, неотвратимо, не спуская с нее упорных глаз, в которых не было ни нежности, ни сочувствия. Она остановилась, рука, поднятая как бы для обвинения, безвольно упала, расширенные зрачки сузились, веки, опустившись, скрыли необычную, дикую красоту глаз; она застыла на месте, а лицо ее стало таким же белым, как у мертвой сестры. Мужчина взял ее руку и осторожно обнял за плечи, как будто поддерживал. Неожиданно девушка разразилась слезами и прильнула к нему, как ребенок к матери. Он улыбнулся, его улыбка мне не понравилась — впрочем, любая улыбка была здесь неуместна, — и молча вывел ее из комнаты.

Было дознание — и обычное заключение: покойная скончалась из-за «болезни сердца»; тогда еще не говорили о «сердечной недостаточности», хотя сердцу Полины, несомненно, многого недоставало. Труп забальзамировали и отвезли в Сан-Франциско специальные службы — ни Ева, ни Беннинг не сопровождали его. Некоторые отважились счесть такое поведение странным, а самые смелые пошли еще дальше и твердо верили, что так оно и есть на самом деле, но добрая хозяйка благородно бросилась на защиту постояльцев, объясняя их поступок хрупким здоровьем девушки. Известно, что никто из двоих, которых это событие коснулось больше других, но, очевидно, меньше интересовало, не дал никаких объяснений.

Однажды вечером, через неделю после смерти Полины, я вышел на веранду пансионата за книгой, забытой там раньше. В тени виноградной лозы, затенявшей лунный свет, я заметил Ричарда Беннинга; его присутствие здесь меня не удивило, так как еще раньше я услышал нежный, мелодичный голос Евы Мейнард. Теперь же различил и ее самое; девушка стояла рядом с Беннингом, положив руку ему на плечо, и не сводила, насколько я мог судить, с него глаз. Ее свободную руку он держал в своей, грациозно и с достоинством склонив голову. То были отношения любовников, и я, стоя в глубокой тени, чувствовал себя еще более виноватым, чем в ту памятную ночь в лесу. Я уже собрался потихоньку удалиться, как тут девушка заговорила, и контраст между ее словами и позой был таким разительным, что я остался стоять, позабыв о том, что хотел уйти.

— Ты убьешь меня, как убил Полину, — сказала она. — Я знаю твою цель и знаю твою силу. И прошу только одного: сделай все поскорее, не откладывай, пожалуйста, — дай мне обрести покой.

Мужчина ничего не ответил — просто отпустил ее руку, а другую убрал со своего плеча; отвернувшись, он пошел вниз по ступеням, ведущим в сад, и вскоре исчез в зарослях. Через несколько мгновений я услышал его прекрасный чистый голос, звучавший как бы на расстоянии; он пел какую-то древнюю песню, которая, когда я прислушался, навеяла внутреннее духовное представление о некой далекой неведомой земле, населенной существами, обладающими запретными знаниями. Песня сковала меня невидимыми чарами, но когда она стихла, я пришел в себя и тут осознал, что мне предоставлен шанс. Выйдя из тени, я направился к девушке. Повернувшись, она устремила на меня взгляд затравленного зайца. Возможно, мое вмешательство ее испугало.

— Мисс Мейнард, — сказал я, — заклинаю вас, скажите, кто этот человек и почему он имеет над вами такую власть. Может быть, такой вопрос бестактен, но сейчас не до условностей. Когда женщина в опасности, мужчина должен действовать.

Ева выслушала меня без всяких эмоций и, как мне показалось, даже без интереса; когда я кончил говорить, она закрыла большие голубые глаза, словно бесконечно устала.

— Вы ничем не поможете, — сказала она.

Я взял ее руку и слегка потряс — так приводят в чувство человека, впавшего в нездоровый сон.