Словарь Сатаны

Джон Хардшоу отсидел свой срок в тюрьме Сан-Квентин, а когда вышел, у ворот его встретила жена, вернувшаяся за ним «с родины». Говорили, что они сразу отправились в Европу; во всяком случае, генеральная доверенность на адвоката, по-прежнему живущего среди нас — от него я и узнал многие подробности этой незатейливой истории, — была составлена в Париже. Адвокат за короткое время распродал все имущество Хардшоу в Калифорнии, и в течение нескольких лет о несчастной паре не было никаких известий. Однако до многих, кто их знал, доходили туманные и неточные слухи о странных вещах, случившихся с ними, и эти люди вспоминали о супругах с нежностью и сожалели об обрушившихся на них несчастьях.

Спустя несколько лет они вернулись, сломленные, почти нищие, а муж еще и подорвал здоровье. Цель их приезда для меня так и осталась загадкой. Какое-то время они жили под фамилией Джонсон в достаточно респектабельном районе к югу от Маркет-стрит, жили весьма уединенно, их никогда не видели далеко от дома. Должно быть, какие-то деньги у них все же сохранились, потому что никто не видел, чтоб мужчина работал; возможно, ему не позволяло состояние здоровья. Соседи обсуждали преданность жены больному мужу — она всегда была рядом, поддерживала и подбадривала его. Они часами сидели на скамейке в небольшом общественном парке; жена читала мужу, держа его руку в своей, иногда слегка касалась его бледного лба и часто отрывала от книги свои по-прежнему прекрасные глаза, чтобы, делая какой-то комментарий по тексту, взглянуть на мужа. Иногда она захлопывала книгу, чтобы отвлечь его внимание разговором — о чем? Никто никогда не слышал, о чем разговаривают эти двое. Читателю, у которого хватило терпения дочитать историю до этого места, может доставить удовольствие догадка — а ведь им было чего остерегаться. Вид мужчины выражал глубокое уныние; и один противный соседский юноша, обращавший внимание, как большинство молодых людей, прежде всего на внешность, называл его в своем кругу «мрачным простофилей».

Все случилось в тот день, когда Джон Хардшоу по непонятной причине переживал сильное беспокойство. Бог знает, что его направляло, но он перешел Маркет-стрит и продолжил путь на север, потом, перевалив через холмы, спустился в район Норт-Бич. Свернув бесцельно налево, Хардшоу пошел вдоль незнакомой улицы, пока не оказался напротив здания, которое в то время было весьма приличным жилым домом, а теперь стало обшарпанной фабрикой. Бросив случайно взгляд наверх, он увидел ту, кого ему лучше бы не видеть, — Эльвиру Баруэлл. Их взгляды встретились. С пронзительным воплем, похожим на крик испуганной птицы, женщина вскочила на ноги и наполовину высунулась из окна, вцепившись обеими руками в рамы. Этот крик заставил людей на улице остановиться и задрать головы. Хардшоу стоял неподвижно, безмолвно, глаза его пылали. «Берегись!» — крикнул кто-то из толпы, но женщина продолжала тянуться вперед, бросая вызов безжалостным законам притяжения, как в свое время бросила вызов другим законам, громогласно провозглашенным Богом на Синае. От резкого движения ее густые черные волосы упали на плечи и рассыпались по щекам, почти скрыв лицо. Еще мгновение, и страшный крик пронесся по улице: женщина, потеряв равновесие, упала из окна вниз головой, и этот спутанный, кружащийся клубок из юбок, рук, ног, белого лица с ужасным стуком ударился о мостовую, и эта сила удара ощущалась на расстоянии ста футов. На мгновение все закрыли глаза и отвернулись от страшного зрелища. Когда же первый шок прошел, они увидели, что картина странным образом изменилась. Мужчина с обнаженной головой сидел прямо на булыжной мостовой, прижимал к груди разбитое, кровоточащее тело, покрывал поцелуями искалеченное лицо и спутанные мокрые волосы; его собственное лицо тоже было в крови, она стекала струйками по мокрой, слипшейся бороде.