Словарь Сатаны

Спустя час, уйдя с головой в инфернальные изыскания, я услышал, или мне показалось, что услышал, ответное постукивание. Отшвырнув книги, я бросился к стене и методично, насколько позволяло сильно бьющееся сердце, стукнул три раза. На этот раз ответ был отчетливый и безошибочный: один, два, три — точное повторение моего сигнала. Это все, чего я добился, но и этого было достаточно — даже слишком много.

Следующий вечер и многие за ним продолжалось это глупое занятие, и всегда «последнее слово» оставалось за мной. Все это время я был безумно счастлив, но из-за врожденного упрямства упорствовал в своем решении не видеться с девушкой. Затем, как и следовало ожидать, я перестал получать ответы. «Ей неприятно то, что она считает моей робостью, ведь я не предпринимаю никаких попыток познакомиться», — сказал я себе и твердо решил встретиться с ней, завязать знакомство — и что дальше? Этого я не знал, как и того, что в результате получится. Много дней я тщетно пытался увидеть девушку, но ее нигде не было. Я постоянно бродил по местам, где ее встречал, но она там не проходила. Из окна я высматривал ее в саду, но она не входила в дом и не выходила из него. Я впал в глубокое уныние, полагая, что она уехала, но не предпринимал никаких шагов, чтобы разрешить свои сомнения, расспросив о ней квартирную хозяйку, к которой чувствовал непреодолимое отвращение после того, как она заговорила о девушке без должного уважения, какое, на мой взгляд, она заслуживала.

Наконец наступила роковая ночь. Измученный волнениями, собственной нерешительностью и упадком духа, я рано лег и заснул так крепко, как только мог. Посреди ночи, разбуженный какой-то злой силой, решившей навсегда лишить меня покоя, я открыл глаза, сел в постели, вполне очнувшись от сна, и стал внимательно прислушиваться — неизвестно к чему. Мне показалось, что я слышу легкий стук в стену — призрачный отзвук прежнего сигнала. Вскоре он повторился: один, два, три — так же тихо, как раньше, но в нем слышался сигнал тревоги и напряжение, с которым он посылался. Я уже собирался ответить, как враг рода человеческого вновь вторгся в мои дела с презренным советом наказать ее. Она долго и жестоко игнорировала меня, теперь я отвечу тем же. Невероятная глупость — да простит меня Господь! Оставшуюся часть ночи я провел без сна, позорно оправдывая свое упрямство и вслушиваясь в тишину.

На следующее утро, выходя из дома, я встретил квартирную хозяйку.

— Доброе утро, мистер Дампьер, — сказала она. — Вы слышали новости?

Я ответил, что ничего не слышал, и по моему тону было ясно, что никакие новости меня не интересуют. Но она этого не поняла.

— О нашей соседке, больной молодой леди, — продолжала она тараторить. — Как! Вы не знали? Она болела много недель. А теперь…

Я чуть не набросился на нее.

— Что? Что теперь? — вырвалось у меня.

— Она умерла.

Это еще не вся история. Как я узнал позже, той последней ночью больная, придя в сознание после недельного бреда, попросила (это были ее последние слова) придвинуть кровать к противоположной стене. Присутствующие при этом люди сочли эти слова продолжением бреда, однако исполнили ее просьбу. И тогда несчастная умирающая напрягла остатки воли, чтобы восстановить разорванную связь — золотую нить чувства между самой невинностью и чудовищным, низким и слепым эгоизмом.

Чем я мог искупить свою вину? Какие мессы нужно служить, чтобы упокоить души, которые тоскуют в такие ночи, как эта, — души, «унесенные невидимыми ветрами» и являющиеся в часы бури и мрака со знаками и знамениями, памятью о былом и предсказанием смерти?

Это третье посещение. В первый раз я отнесся к нему скептично, объяснив случившееся естественными причинами; во второй — ответил на сигнал после нескольких повторных постукиваний, но ответа не последовало. Сегодня очередной сигнал замыкает «фатальную триаду», разъясненную в «Некромантии Парапелиуса». Больше мне нечего сказать.

Когда Дампьер закончил рассказ, я не знал, что сказать, а задавать вопросы было непростительной грубостью. Я встал, пожелал ему спокойной ночи тоном, в котором сквозило сочувствие, он молчаливо его принял, чуть крепче пожав мою руку. Этой ночью, оставшись наедине со своей скорбью и раскаянием, он перешел границу Непознанного.

Человек из носа [82]