Словарь Сатаны

Однажды утром, выходя из дома, я увидел юную девушку, входящую в сад слева. Стоял теплый июньский день, на ней было легкое белое платье; с плеч свисала большая соломенная шляпка, щедро украшенная цветами и красивыми лентами по моде времени. Изысканная простота ее туалета недолго удерживала мое внимание, ведь никто не мог, увидев ее лицо, думать о земных материях. Не беспокойся, я не стану осквернять идеал своим описанием — скажу только, что она была необыкновенно красива. Вся красота, какую я созерцал или о какой мечтал, сосредоточилась в этой несравненной живой картине, написанной Божественным Художником. И это зрелище так растрогало меня, что я, не думая о бестактности своего поведения, бессознательно снял шляпу, как снимает ее набожный католик или благовоспитанный протестант перед изображением Девы Марии. Девушка не выказала неудовольствия, она просто устремила на меня прекрасные черные глаза — от этого взгляда у меня перехватило дыхание — и, больше никак не реагируя на мой поступок, вошла в дом. Какое-то время я стоял не двигаясь, сжимал в руках шляпу и болезненно сознавал собственную неучтивость, однако чувство вины притуплялось от понимания, что я только что созерцал несравненную красоту. Затем я пошел своим путем, оставив позади сердце. В обычное время я вернулся бы домой к вечеру, но теперь уже в середине дня был в своем садике, проявив несвойственный мне интерес к растущим там простеньким цветам. Однако мои надежды не оправдались: она не вышла.

За бессонной ночью последовал день, прошедший в надеждах и разочаровании, но на третий день, когда я бесцельно бродил по окрестностям, я ее встретил. Конечно, я не повторил прошлого глупого поступка со снятием шляпы и даже не осмелился долго смотреть на нее, чтобы не показать особую заинтересованность, но сердце мое бешено заколотилось. Я затрепетал и отчаянно покраснел, когда она обратила ко мне большие черные глаза, и взгляд ее, в котором не было ни дерзости, ни кокетства, говорил, что она меня узнала.

Не стану утомлять тебя подробностями; впоследствии я не раз сталкивался на улице с девушкой, но никогда не заговаривал с ней и не пытался привлечь ее внимание. Не предпринимал я и попыток с ней познакомиться. Возможно, мое поведение, требующее такой выдержки и самоограничения, не совсем тебе понятно. Ясно, что я был по уши влюблен, но кто может победить свою привычку к анализу или переделать характер?

Я был тем, кого глупцы называют (а еще более глупые хотят, чтобы их так называли) аристократом; а девушка, несмотря на ее красоту, очарование и грацию, не принадлежала к моему классу. Я узнал ее имя — нет нужды его называть — и кое-что о ее семье. Она оказалась сиротой, племянницей жуткой старой толстухи, в доме которой жила. Мой доход невелик, и я лишен таланта ухаживать за девушками с брачными целями, хотя это, возможно, и плюс. Родство с ее семьей заставило бы меня приноравливаться к их укладу, разлучило с любимыми книгами и занятиями и понизило в общественном мнении. Такие соображения легко осудить, а я не собираюсь защищаться. Пусть общественное мнение будет не в мою пользу, но тогда справедливости ради надо привлечь к ответственности всех моих предков, а мне разрешить просить о смягчении приговора, учитывая властный закон о наследственности. Кровь предков в моих жилах протестовала против такого мезальянса. Короче говоря, мои вкусы, привычки, инстинкты вкупе с остатками разума, не утраченного полностью с влюбленностью, сопротивлялись такому повороту событий. Более того, я был неизлечимый сентименталист и находил утонченное очарование в отчужденном, духовном общении, которое знакомство могло опошлить, а женитьба полностью свести на нет. Ни одна женщина, думал я, не может быть такой, какой кажется это очаровательное создание. Любовь — прекрасный сон, зачем торопиться с пробуждением?

Эти мысли и чувства подсказывали, как надо поступить. Честь, гордость, благоразумие, преданность идеалам — все побуждало меня бежать, но для этого я был слишком слаб. Самое большее, на что меня хватило: совершив насилие над собой, я перестал искать встреч с девушкой и даже избегал выходить в сад, чтобы случайно не увидеть ее. Я покидал дом, когда знал, что она ушла на музыкальные занятия, и возвращался поздно вечером. Но все это время я словно пребывал в трансе, предавался обольстительным фантазиям и полностью подчинил интеллектуальную жизнь этим мечтам. Дорогой друг, тебе, чьи действия всегда разумны, трудно понять призрачное счастье, в котором я жил.

Однажды вечером меня, как говорится, черт попутал. Из болтовни моей говорливой хозяйки я узнал, что спальня девушки граничит с моей через смежную стену между нашими строениями. Поддавшись внезапному и вульгарному порыву, я осторожно постучал по стене. Ответа, естественно, не последовало, но меня это не вразумило. Я был как в бреду, повторил свой глупый, оскорбительный поступок, и опять безрезультатно. На этот раз у меня хватило ума остановиться.