Словарь Сатаны

Через этот лаз она за несколько визитов опустошила хранилище, переведя его содержимое в звонкую монету. Когда, поступая бессознательно справедливо, что теперь лишает меня возможности вспоминать об этом с удовлетворением, я решил ее замуровать, то по роковой случайности выбрал ту часть подвала, где находились эти злополучные камни. Я еще не закончил свою работу, как она, без сомнения, отодвинула камни и, проскользнув в винный погреб, поставила камни на место. Из подвала она, незамеченная, легко выбралась наружу и теперь могла спокойно наслаждаться плодами бесстыдного воровства в отдалении от нашего города. Я пробовал добиться санкции на ее арест, но главный прокурор напомнил мне, что она официально числится мертвой, и сказал, что я могу лишь пойти к главному специалисту по вскрытиям, потребовать эксгумации и конструктивного оживления. Так что, похоже, мне придется смириться с великим уроном, причиненным мне женщиной, лишенной стыда и совести.

Крещение Добшо [97]

Конечно, это был плохой поступок. Впоследствии я часто о нем сожалел, и если б все могло повториться, то сто раз подумал бы, прежде чем его совершить. Но тогда я был молод, обожал шутки и розыгрыши, которых с тех пор опасаюсь. И все же, когда я вспоминаю людей, извращавших и унижавших дух нашей святой религии, не могу не чувствовать некоторое удовлетворение при мысли, что хоть ненадолго заставил их выглядеть смешными. И потому прошу читателя, помня о том немногом, чего мне удалось добиться, проявить снисхождение к моему проступку. Вот эта история.

Несколько лет тому назад город Хардинг в Иллинойсе переживал так называемое «религиозное возрождение». Более точно и менее богохульно было бы назвать его «возрождением разгула», потому что это поветрие возникло (и оттуда стало распространяться) в секте, которую я назову «разгульной»; она-то и привлекла всеобщее повышенное внимание. Среди тех, кто подпал под ее влияние, был мой друг Томас Добшо. Том был не таким уж отъявленным грешником, но новые идеи он принял всей душой. На одном из собраний он публично исповедался в грехах, многих из которых не совершал и даже не мог совершить; дойдя до преступлений против закона, он остановился, однако намекнул, что может рассказать больше, если его прижмут. Том жаждал вступить в эту нелепую секту в самый вечер своего обращения. Он хотел вступить еще в две или три секты. Его рвение было так велико, что кое-кто из братии намекнул, чтобы я увел его домой: мы жили в соседних номерах в отеле «Элефант».

Случилось так, что пыл Тома сработал против него: вместо того, чтобы захомутать новичка без долгих разговоров, как у них было принято, братья припомнили его жуткую исповедь и дали Тому испытательный срок. Но после нескольких недель, во время которых он вел себя как обычный псих, было принято решение окрестить его вместе с десятком таких же трудных претендентов. Я счел своим долгом помешать этой святотатственной церемонии, хотя теперь думаю, что ошибся в выборе метода. Крещение назначили на воскресенье, а в субботу я отправился к главе секты преподобному мистеру Суину и попросил выслушать меня.

— Я пришел к вам, — заговорил я с притворным смущением, — с деликатной и необычной просьбой, касающейся брата Добшо. Как мне известно, завтра вы собираетесь его окрестить, и это, верю, станет для него началом новой, лучшей жизни. Но я не знаю, известно ли вам, что его семья разделяет учение «прыгунов» и сам Том тоже испытал влияние мерзкой ереси этой секты. Вот так. Поэтому он как бы находится, если употребить светскую метафору, «на черте», разделяющей тяжкое грехопадение и чистую веру вашей церкви. Будет прискорбно, если он не удержится и ступит на ложную территорию. И хотя я признаю со стыдом, что мне еще не открылась истина, надеюсь, я не настолько слеп, чтобы не видеть, где она лежит.

— Беда, которую вы предчувствуете, — сказал «преподобный» мужлан после многозначительного молчания, — может действительно серьезно повлиять на нашего друга и подвергнуть опасности его душу. Думаю, брату Добшо надо дать время.

— Мне кажется, сэр, — задумчиво произнес я, — если взяться за дело с умом, бояться нечего. Душой он с вами — могу я сказать: с нами? — во всем, кроме одного. Том мечтает о крещении с погружением в воду! Он много грешил и по неразумию своему опасается, что более простой обряд вашей церкви не смоет с него всего греха. Вы не поверите, его сомнения так велики, что принимают материалистичный характер: ему хочется даже предварительно помыться с мылом! А что, если бы вы не просто обрызгали моего друга, а вылили ему на голову целый таз воды — но нет, в вашем назидательном взгляде я вижу, что такая процедура невозможна. Боюсь, придется оставить все как есть и надеяться, что в дальнейшем нам удастся общими усилиями предотвратить возможное вероотступничество.