Словарь Сатаны

Глумление, сквозившее в этих издевательских словах, трудно было стерпеть: этот молодец, по-видимому, решил, что я «выдохся». Тогда, разбежавшись и хлопнув себя руками по бедрам, я сделал такой флик-фляк, какой только возможно сделать без трамплина! В то мгновение, когда я выпрямился и голова моя еще кружилась, Ну-и-Джим проскочил вперед и вдруг так завертел меня, что я едва не свалился с насыпи. Секундой позже он зашагал по шпалам с невероятной быстротой и, язвительно смеясь, оглядывался через плечо, словно отколол бог весть какую ловкую штуку, для того чтобы очутиться впереди.

Не прошло и десяти минут, как я догнал его, хотя должно признать, что он был замечательным ходоком. Я шагал с такой быстротой, что через полчаса опередил его, а когда час был на исходе, Джим казался неподвижной черной точкой позади и, как видно, уселся на рельсы в полном изнеможении.

Избавившись от Ну-и-Джима, я начал думать о моем друге, сидевшем в тюремной камере Флетброка, и у меня мелькнула мысль, что с казнью могут поспешить. Я знал, что народ настроен против него и что там будет много прибывших издалека, а они, конечно, захотят вернуться домой засветло. Кроме того, я не мог не сознаться самому себе, что пять часов — слишком позднее время для повешения. Мучимый этими опасениями, я бессознательно ускорял шаг с каждой минутой и под конец чуть ли не пустился бегом. Я сбросил сюртук и, отшвырнув его прочь, распахнул ворот рубашки и расстегнул жилет. Наконец, отдуваясь и пыхтя как паровоз, я растолкал кучку зевак, стоявших на окраине города, и как безумный замахал конвертом над головой, крича:

— Обрежьте веревку! Обрежьте веревку!

И тут — ибо все смотрели на меня в совершенном изумлении и молчали — я нашел время оглядеться по сторонам, удивляясь странно знакомому виду города. И вот дома, улицы, площадь — все переместилось на сто восемьдесят градусов, словно повернувшись вокруг оси, и, как человек, проснувшийся поутру, я очутился среди привычной обстановки. Яснее говоря, я прибежал обратно в Суон-Крик, ошибиться было невозможно.

Все это было делом Ну-и-Джима. Коварный плут намеренно заставил меня сделать головокружительное сальто-мортале, толкнул меня, завертел и пустился в обратный путь, тем самым заставив и меня идти в обратном направлении. Пасмурный день, две линии телеграфных столбов по обе стороны полотна, полное сходство пейзажа справа и слева — все это участвовало в заговоре и помешало мне заметить перемену направления.

Когда в тот вечер экстренный поезд вернулся из Флетброка, пассажирам рассказали забавную историю, случившуюся со мной. Как раз это и было нужно, чтоб развеселить их после того, что они видели, — ибо мое сальто сломило шею Джерому Боулзу, находившемуся за семь миль от меня!

Маленькая история [106]

Действующие лица: внештатный редактор; начинающий автор.

Место действия: кабинет редактора.

Начинающий автор: Редактор на месте?

Внештатный редактор: Умер.

Н.А.: Храни господь. (Достает свернутую рукопись.) Я принес короткий рассказ, который хочу вам прочесть.

В.Р.: О-о!

Н.А.: (Читает.) «Был последний вечер года — вредный, гибельный, отвратительный вечер. На главной улице Сан-Франциско…»

В.Р.: К черту Сан-Франциско!

Н.А.: Должно же где-то происходить действие. (Читает.) «На главной улице Сан-Франциско стояла маленькая сиротка, переминаясь с ноги на ногу, как новобранец. Ее голые ножки поочередно оставляли на брусчатке холодные поцелуи. Ледяной дождь с удовольствием поливал ее голову, сентиментально перебирая волосы — ее собственные волосы. Ночной ветерок со знанием дела забирался в ее изорванную в клочья одежду, будто подозревал, что она что-то утаивает. Девочка видела толпы озабоченных людей, погибающих под грузом игрушек и кондитерских изделий, которые они несли домой своим любимым, и ей захотелось тоже нести хоть малую часть этого — совсем крохотную. Затем, когда радостная толпа миновала ее, нагруженная сладостями, от которых детей будет долго тошнить, девочка прислонилась к железному фонарному столбу перед кондитерским магазином и предалась жестокой зависти. Ей хотелось, бедняжке, стать тортом — ведь девочка была очень голодна. Потом она подумала, что неплохо быть и фруктовым пирогом; тогда ее будут каждый день разогревать и никто не захочет ее есть. Ведь девочка была не только голодна, она еще и замерзла. В конце концов она напрягла все свои умственные силы и решила, что лучше всего стать печкой — тогда ей всегда будет жарко, а булочники на длинной лопате будут засовывать в нее всякие вкусности».

В.Р.: Я уже где-то это читал.