Слово древней Руси

Он же пошел во Владимир. В это время туда прибыл посол от хана и сказал князю: «Зовет тебя хан. Ты должен добраться быстро, за месяц. Если не успеешь, то уже приготовлена рать на твой город. Оболгал тебя Кавгадый хану, он сказал, что ты не придешь в Орду». Задумались бояре князя и сказали: «Один сын твой в Орде, пошли другого». То же самое сказали ему и сыновья: «Дорогой отец, не езди сам в Орду, но пошли кого-либо из нас, поскольку тебя оболгали хану, подожди, пока минует его гнев». Князь же, крепкий умом, исполненный смирения, сказал: «Видите ли, дети мои, хан не требует вас, детей моих, ни кого-либо другого, но моей головы хочет. Если я уклонюсь в чем-либо, то вся земля моя будет разорена, а после этого все равно мне же погибнуть. Лучше мне теперь положить душу свою за многие души». Вспомнил он блаженного отечестволюбца, великого Христова мученика Дмитрия[582], который так же поступил, решив положить свою душу за отечество, и своею кровью избавил множество людей от различных бед, сказав про отчину свою и про город Солунь: «Господи, если погубишь их, то и я с ними погибну, если же спасешь их, то и я с ними спасен буду». И этот князь так же сделал, решив положить свою душу за отечество, своею кровью избавил множество людей от смерти и различных бед.

И опять он наставлял своих сыновей быть кроткими и умными, смиренными и разумными, мужественными и доблестными, во всем следовать благонравию. Сыновья целовали его со слезами, долго не могли разлучиться с его ангелообразным взором, не могли насмотреться на его прекрасное и святое лицо, не могли насытиться его медоточного учения, когда разлучались со слезами и печалью. Он отпустил их домой, дав им распоряжения, написав им завещание, разделив отчину свою между ними.

6 сентября, на память чуда великого архангела Михаила, пришел он в Орду, на устье реки Дона, где она впадает в море Сурожское[583]. Тут встретил его князь Константин, сын его, которому хан дал охрану, чтобы его никто не обидел. Сначала хан смягчился, и слова его были очень льстивыми, но, когда были одарены все вельможи ханские, ханша и сам хан, тогда слова их превратились в стрелы.

Князь пробыл в Орде полтора месяца. И сказал хан вельможам своим «Что наговорили мне на князя Михаила? Рассудите их с князем Юрием. Того, кого вы оправдаете, я пожалую, а виновного предам казни». И не ведал, окаянный, что своею казнью сплел князю венец пресветлый.

В один из дней собрались все вельможи ордынские в одной веже[584] и представили много злонамеренных свидетельств на блаженного князя Михаила: «Большую дань собрал на городах наших, а хану не дал». Истинный Христов страдалец Михаил, любя истину, обличал их лживые свидетельства. Ведь известно, что было сказано о таковых судьях: «Поставлю властителя нечестивого и судию немилостивого». Так и было: нечестивый Кавгадый — сам и судья и сутяжник. Он дополнил лжесвидетельства своею ложью, опровергая слова князя Михаила; он высказал много вымышленных обвинений на непорочного Христова воина, а свою сторону оправдал.

Прошла одна неделя после того суда. В субботу объявили нечестивые свое беззаконное решение. Они поставили связанного Михаила на другой суд и вынесли ему неправедное осуждение: ханские дани не отдал, против посла воевал, а жену князя Юрия приказал отравить[585]. Благоверный же князь Михаил отвечал со многим свидетельством: «Сколько богатства своего отдал хану и вельможам, все написано. Посла же ханского от погибели избавил и с честью отпустил. Что же до жены Юрия, то здесь Бога в свидетели призываю, что и в мыслях не было погубить ее».

Они же беззаконные, как говорил пророк, уши имеют и не слышат правды, уста имеют и не говорят правды, очи имеют и не видят, так как ослепила их ненависть их. Они не приняли во внимание слов блаженного, но подумали про себя: «Клеветою и оковами опутаем его и на смерть позорную осудим его, потому что неугоден нам, не следует нашим правилам». Как захотели совершить злодеяние, так и сделали. В эту ночь представили от семи вельмож семь стражников и немало других, надели на блаженного оковы железные, отягощая ноги его. Взяли одежду его и разделили. В ту же ночь немного облегчили ему оковы, но оставили связанным на всю ночь. Той же ночью отогнали от него всю дружину, сильно избивая, в том числе и отца его духовного, игумена Александра. И остался один в руках их и подумал про себя: «Удалили от меня дружину мою и близких моих, чтобы не видели мучений моих».