Слово древней Руси

оттуда по морю до Торнова[612] и до Царьграда,

до Рима и Кафы[613],

на похвалу русским князьям

Тогда тучи сильные сошлись,

из них часто сверкали молнии,

громы гремели великие.

Это вступили в бой сыны русские

за свою обиду

с ордынцами погаными.

Сияют доспехи золоченые,

гремят мечи булатные

о шлемы ордынские.

Не туры рыкают на поле Куликовом,

кричат князья у Дона великого

и бояре русские.

Воеводы великого, князя

Дмитрия Ивановича посечены

татарами погаными,

побиты и князья белозерские

Федор Семенович и Тимофей Валуевич,

Семен Михайлович и Минула Васильевич,

Андрей Серкизович и Михайло Иванович

и другие дружинники,

лежат они у Дона на берегу.

Монах Пересвет[614], брянский боярин,

прислан на смертный час,

он сказал перед боем великому князю Дмитрию Ивановичу:

«Лучше нам пасть на поле боя,

нежели в плен попасть к поганым!»

Так сказал и поскакал Пересвет на своем борзом коне,

свистом поле огласил,

золотыми доспехами посвечивая.

И еще крикнул он:

«Добро, братья, в бою

старым помолодеть,

молодым чести добыть,

а удалым силу плеч испытать!»

Ответил ему монах Ослябя:

«Брат Пересвет!

Вижу на теле твоем раны тяжелые,

лежать, брат, твоей голове

на траве ковыле,

и сыну моему Якову[615]

также лежать

на зеленом ковыле

на поле Куликове

за веру христианскую и обиду

великого князя Дмитрия Ивановича».

* * *

В то время на Рязанской земле

около Дона великого

пахари и пастухи не кричат,

но часто вороны грают,

кукушки кукуют,

ожидая трупов человеческих.

Страшно и жалостно было смотреть на это.

Даже трава была кровью залита,

и деревья в печали к земле склонились.

Запели птицы жалостные песни,

по убитым заплакали все княгини,

боярыни и жены воеводские.

Жена Микулы Васильевича

Марья Дмитриевна

раньше других заплакала

в городе Москве у стены:

«Дон ты Дон, быстрая река,

ты пробил горы каменные,

течешь ты в землю Половецкую,

прилелей ко мне

государя Микулу Васильевича».

Жена Тимофея Валуевича

Феодосья запричитала:

«Уже веселье мое поникло

в Москве, славном городе,

уже не увижу живым

своею государя Тимофея Валуевича!»

Да Андреева жена Марья,

да Михайлова жена Аксинья

рано заплакали:

«Уже нам обеим солнце померкло

в славном городе Москве.

Прилетели к нам от Дона быстрого

вести печальные,

принесли они беду великую.

Сошли русские удальцы

со своих борзых коней

на место смертное в поле Куликовом».

Уже Див кличет под саблями татарскими,

а русские богатыри стонут от ран.

Не щуры рано запели жалостные песни

у городских стен Коломны,

то заплакали жены коломенские,

говоря такие слова:

«Москва, Москва, быстрая река,

почему ты наших мужей отняла у нас?

Можешь ли ты, князь великий,

веслами Днепр загородить,

Дон шлемами вычерпать,

а Мечу трупами ордынскими запрудить?

Замкни, князь великий,

Оке-реке ворота,

чтоб поганые к нам не ездили!

Мужья же наши исполнили

свое ратное дело».

Выскочил с криком князь Владимир Андреевич

с полком правой руки,

со своим князем Димитрием Волынским

и с семьюдесятью тысячами воинов

на Мамая поганого.

Смело врезались они в полки татарские,

золотыми шлемами посвечивая.

Гремят мечи булатные

о шлемы ордынские.

И восхвалил он брата своего:

«Брат мой Дмитрий Иванович,

в это время, злое и тошное,

ты нам железная защита!

Не уставай, князь великий,

со своими великими полками,

не потакай лихим крамольникам!

Ведь поганые топчут поля наши,

храбрую дружину нашу побили.

Жалостно, брат, видеть

кровь христианскую пролитую!»

И сказал князь Дмитрий своим боярам:

«Братья бояре, воеводы и дети боярские!

Не здесь ли, братья, сладкие московские меды,

не великое ли это место поле Куликово?

Здесь вы и добудете себе места и женам своим.

Здесь старый помолодеет,

а молодой чести добудет!»

Тогда как соколы полетели за быстрый Дон.

То не соколы полетели за быстрый Дон,

то поскакал князь Дмитрий

со своими полками за быстрый Дон,

со всею силою своею великою.

И воскликнул князь Дмитрий Иванович:

«Брат мой князь Владимир!

Здесь испить чашу

медовую победную.

Наступаем, брат,

с полками своими сильными

на рать поганых!»

Тогда начал князь великий наступать.

Гремят мечи булатные о шлемы ордынские.

Поганые закрыли головы руками своими.

Тогда ордынцы быстро отступать начали.

Стяги ревут, а поганые убегают,

Русские сыны поле криком огласили,

золочеными шеломами осветили.

Так полки поганых князь вспять повернул,

начал их избивать сильно.

Князья их с коней попадали.

Трупами татарскими поля засеяли,

а реки кровью потекли.

Тут поганые побежали

в разные стороны к лукоморью,

скрежетали зубами своими,

раздирая лица свои и причитая:

«Уже нам, братие,

в земле своей не бывать,

детей своих не видать,

жен своих не ласкать,

а целовать нам траву-мураву,

а на Русь ратью не хаживать,

а дань нам у русских князей не спрашивать!»

Уже застонала земля татарская,

бедами и печалями покрылася.

Уныние напало на их царей,

веселие их поникло.

Уж русские воины

захватили трофеи богатые:

доспехи и коней,

волов и верблюдов,

вино и сахар.

Дорогие ткани и узорочье

везут женам своим.

Уже по всей Русской земле

разлилось веселие и радость,

разнеслась слава русская,

а хула — бесславие ордынское.

Уже повержен Див на землю,

уже грозы великого князя

по всем землям текут.

Стреляй, князь великий,

со своею храброю дружиною

поганого ордынца Мамая,