Слово древней Руси

«Дружину твою, князь,

птицы крыльями приодели,

а звери кровь полизали!»

Не было тут брата Брячислава,

ни другого Всеволода.

Один Изяслав

изронил жемчужную душу

из храброго тела

через золотое ожерелье!

Уныли голоса.

Поникло веселие.

Трубы трубят городенские[452].

* * *

Ярослав и все внуки Всеслава[453],

ужели вы позволили опустить

стяги свои,

признали свои мечи поверженными?

Ужели вы выскочили

из дедовой славы?

Вы своими кромолами

начали наводить поганых

на землю Русскую,

на жизнь Всеслава

От распрей ваших началось насилие

от земли Половецкой.

* * *

На седьмом веке Трояна

Всеслав бросил жребий[454],

хитростью подпершись конями,

вскочил к городу Киеву,

дотронулся древком копья

до золотого стола киевского.

А от киевлян лютым зверем

в полночь бежал,

завесясь за Белградом синей мглой.

Утром рано отворил ворота Новгороду,

расшиб славу Ярославу[455],

поскакал волком до Немиги с Дудуток.

На Немиге[456] снопы стелют головами,

молотят цепами харалужными,

на току жизнь кладут,

веют душу от тела.

На Немиги кровавом берегу

не добром было посеяно,

посеяно костями русских сынов.

Всеслав князь людей судил,

князьям города рядил,

а сам ночью волком рыскал.

Из Киева добегал, до Тьмуторокани.

Утром, до петухов.

Великому Хорсу[457] волком путь пересекал.

В Полоцке заутреню рано звонят

у святой Софии в колокола,

а он уже в Киеве звон слышит.

Хотя и вещая душа

бывает в ином теле,

но часто от бед страдает.

Ему вещий Боян впервые

припевку, смысленный, сказал:

«Ни хитрому, ни гораздому

суда Божьего не миновать».

О, стонать Русской земле,

вспоминая первые времена

и первых князей.

Того старого Владимира[458]

нельзя было пригвоздить

к горам Киевским.

Ныне же встали стяги Рюриковы,

а другие Давидовы[459].

Но врозь

их знамена веют

и копья поют.

* * *

На Дунае Ярославны[460] голос слышится,

Зегзицею незнаемой рано кричит:

«Полечу, — говорит, — зегзицею по Дунаю.

Омочу бебрян рукав в Каяле реке,

Утру князю кровавые его раны

На жестоком его теле».

Ярославна рано плачет в Путивле

на забрале и говорит:

«О ветер-ветрило!

Почему, господин, насильно веешь?

Почему мечешь хиновские стрелы

своими нелегкими крыльями

на моего лада воинов?

Мало ли тебе было горя

под облаками веять,

лелеючи корабли на синем море?

Почему, господин, мое веселие

по ковылю развеял?»

Ярославна рано плачет

в Путивле городе на стене:

«О Днепр Словутич!

Ты пробил каменные горы[461]

сквозь землю Половецкую.

Ты лелеял на себе корабли Святослава[462]

во время похода на Кобяка[463].

Вызволи, господин, моего лада,

чтобы я не слала к нему

рано утром слез на море».

Ярославна рано плачет

в Путивле на стене:

«Светлое и трисветлое солнце!

Всем ты тепло и красно.

Почему, господин, простер

свои горячие лучи

на воинов лада моего

в поле безводном

и жажду усилило?

Горе и так им колчаны заткнуло».

* * *

Прыснуло море в полуночи.

Идут смерчи мглами.

Князю Игорю

Бог путь указывает…

из земли Половецкой

в землю Русскую

к отеческому золотому столу.

Погасла вечерняя заря.

Игорь спит.

Игорь бдит.

Игорь мыслию

поля мерит

от Великого Дона

до Малого Донца.

Конь приготовлен в полночь.

Овлур свистнул[464] за рекою —

велит князю разуметь:

чтоб князь Игорь

не был окликнут стражей.

Стукнула земля.

Зашумела трава.

Вежи половецкие задвигались.

А Игорь князь

поскакал горностаем к тростнику

и белым гоголем на воду.

Сел на борзого коня

и поскакал на нем

серым волком,

и потек по лугу к Донцу,

и полетел соколом под мглами,

избивая гусей и лебедей

к завтраку, обеду и ужину.

Если Игорь соколом полетел,

тогда Овлур волком потек,

отряхивая студеную росу.

Устали их борзые кони.

* * *

Донец говорит Игорю:

«Князь Игорь,

мало тебе величия,

Кончаку нелюбия,

а Русской земле — веселия!»

Игорь ответил:

«О Донец, не мало ли тебе величия,

лелея князя на волнах,

расстилая зеленую траву

на своих серебряных берегах,

одевая мглами

под тенью зеленого дерева,

стерег его гоголем на воде,

чайками на струях,

чернядями на волнах».

Не такая река Стугна:

худую струю имеет.

Пожрав в половодье ручьи,

расширилась к устью.

Юношу князя Ростислава

утопила на дне своем

у темного берега.

Плачет мать Ростислава

Уныли цветы жалобою

и деревья с печалью

к земле приклонились.

* * *

Не сороки застрекотали,

по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.

Тогда вороны не граяли,

галки примолкли,

сороки не стрекотали,

только полозы-змеи ползали.

Дятлы стуком

Игорю путь к реке указывают.

Соловьи веселыми песнями

рассвет возвещают.

* * *

Молвит Гзак Кончаку:

«Если сокол к гнезду летит,

то соколенка расстреляем

своими стрелами золочеными».

Сказал Кончак Гзаку:

«Если сокол к гнезду летит,

то мы соколенка опутаем

красной девицей».

И сказал Гзак Кончаку:

«Если его опутаем красной девицей,

то у нас не будет ни соколенка,

ни красной девицы[465],

тогда начнут нас, как птиц, избивать

в поле половецком».

* * *

Сказал Боян песнотворец[466]

старого времени Ярослава[467],

Олега князя любимец:

«Тяжко голове без плеч,

зло и телу без головы».

А Русской земле без Игоря.

* * *

Солнце светит на небеси,

Игорь князь в Русской земле.

Девицы поют на Дунае,

вьются голоса через море до Киева.

Игорь едет по Боричеву

к святой Богородице Пирогощей[468].

Страны рады,

грады веселы.

Пели песни старым князьям,