Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас

Нас перевезли в Англию на корабле. Мы прибыли в ночное время. Сотрудник поставил печать у меня в паспорте, и я прошла таможню. Там меня встретили мужчина и женщина. Они отвезли меня в [название города]. Здесь нам с подругой выделили квартиру. Через некоторое время приехал начальник и объяснил мне мои обязанности. Он сказал, что мы должны оплатить долги перед ним и поэтому должны работать проститутками, так как другой работы нет. Мы решили последовать его указаниям.

Я был вынужден согласиться с иммиграционным контролем – этот отчет действительно казался эмоционально невыразительным. Я подумал, что дело, может быть, в неточном переводе. Возможно, работу выполнил человек, привыкший чаще переводить официальные правительственные документы, а не повседневные тексты? Я решил заказать второй перевод. Я мог выбрать переводчика сам и обратился к бакалавру английской словесности, несколько лет работавшему в Карасте и к тому же имеющему степень по карастскому языку. Однако, к моему удивлению, второй перевод по тону мало отличался от первого:

Мы плыли в Англию паромом, добрались ночью. Сотрудник поставил печать у меня в паспорте, и я прошла таможню. Снаружи я встретила пару, они отвезли меня в [название города]. Мне и Марии выделили комнату. Вскоре приехал начальник и рассказал нам, что мы должны будем делать. Он сказал, что мы должны отдать долг и что мы должны работать проститутками, так как другой работы нет. Мы решили ему подчиниться.

Остальное заявление показалось мне столь же невыразительным. Например, вот что Катарина написала в заявлении в карастскую полицию о том, как еще в Карасте ей предложили работу:

Роман сказал мне, что в Англии я буду жить хорошо. Нужна была домработница в загородном доме. Он сказал, что это очень хорошая работа. Он сказал, что скоро я заработаю достаточно, чтобы забрать в Англию сына, что там он получит образование лучше, чем дома, в Карасте. Я не знала, что стану проституткой. Марии сказали, что она будет официанткой в дорогом ресторане в Лондоне.

Это мало отличалось от отчета Катерины британским чиновникам:

Разговора о проституции не шло, и я бы никогда на это не согласилась. Роман сказал, что есть хорошая работа в чьем-то доме. Он сказал, что я буду домработницей и что будет хорошая зарплата. В конце концов, мне должны были разрешить перевезти моего мальчика жить со мной, и что он будет ходить в школу Англии.

Агентству, разбирающему прошение Катерины об убежище, предстояло решить два вопроса. Первый, не касающийся лингвистики напрямую, – это вопрос о том, действительно ли женщинам грозило жестокое обращение или даже смерть по возвращении в Карасту. Второй вопрос – отличался ли их отчет работникам иммиграционной службы от заявления в полицию Карасты.