Но так как Петр не удостоил его даже взглядом и держал длани прямо воздетыми к небу, [264]
этот мысленный Амалик [265] вновь оказался побежден и оттеснен, и отступление его было более стремительным, чем нападение. И охватило злого духа [266] отчаяние, ибо вышло совершенно противоположное тому, что он задумал: ведь он пытался ослабить постоянную осторожность ума [267] [того] благородного [мужа], напряженность и высокий полет его молитвы, и тем самым найти [в нем] какое-нибудь уязвимое место. Но [вместо этого он] внушает Петру, напротив, еще более пылкое рвение и, вопреки своей воле, сплетает [ему] прекрасные венцы [победителя]. Мне же, исследующему ныне образ жизни [268] этого мужа, вполне допустимо считать, что он не уступает тем, кто принял на себя подвиг мученичества. Они, чтобы не отречься от поклонения [истинному] Богу, вынужденно претерпевали все [мучения]. [Петр] же, не уступая им в стойкости, переносил все нападения [врага] добровольно, дабы не отдалять от Бога ума [своего] даже на краткое время. Если он счел необходимым выдержать [столь] тяжкое состязание по ничтожной причине, чего бы только не претерпел он с радостью, если бы оказался в великих обстояниях?§ 25
Ἀλλ’ ὁ μὲν οὕτω τῆ τῶν εὐχῶν προσεδρεία μικροῦ τοῖς περὶ θεόν ἀκαμάτοις ὑμνηταῖς ἡμιλλᾶτο, καὶ εἰρήνην ἄγων καὶ πολεμούμενος. Ὁ δ’ ἀκάματος τῆς ἀρετῆς ἀντίπαλος, τῶ μὲν ἀποτυγχάνειν [269]
ἐπιτιθέμενος ἀνιώμενος, ὀξυτέροις δὲ ὅμως φθόνου κέντροις βαλλόμενος (ζηλοτυπία γὰρ οἱδε μᾶλλον αὐξάνειν ἀποτυγχάνουσα) σφοδρότερον αὐθις πρὸς ἄμυναν διανίσταται, ταῖς ἐκ τοῦ φανεροῦ δ’ ὅμως ἀποδοκιμασθεὶς προσβολαῖς, πρὸς δόλους ἔγνω τραπέσθαι. Καὶ δή διανοεῖται στῆσαι τῶ γενναίψ τὸν λόχον, ὅθεν οἱδέ ποτε κατ’ ἀνθρώπων μέγα δυνηθεὶς καὶ τῶ πρὸς τοὺς προπάτορας [270] φενακισμῶ πρόρριζον [271] ὥσπερ ἅπαν, φεῦ, ἀνασπάσας τὸ γένος [272] καὶ κατενεγκών.’Επεὶ δὲ νῦν Εὔα προεντυχεῖν οὐκ ἐνῆν, γυναικός ὄψει καθάπαξ ἀποταξαμένου πρὸς ὣν ὁ πόλεμος, οὐδ’ αὐτός ὄφιν ὑποδύς προσέρπει, σαίνων τε καὶ θέλγων καὶ οὕτω προτείνων [273] τὴν κακῶς ἀπολουμένην συμβουλήν· ἀλλὰ τινα τῶν κατά τον βίον οἰκετῶν ὑποκριθεὶς τοῦ ἀνδρός, ἵν’ ἔχη τινά πίστιν τὸ δρᾶμα, πρόσεισιν ἀπολοφυρόμενος καὶ γονέας εἰς μνήμην ἄγων καὶ ἀδελφούς καὶ τὸ τῆς [274] ἀγχιστείας πᾶν αὐτῶ σύστημα, φίλων τε τούς ἀρίστους καὶ ὅσοι συνήθεις ἐκ γειτόνων ἡσαν, ἐκ παντός εἴδους ἡλικίας πλέκων τὸν ὑπέρ αὐτοῦ συσχόντα τὴν πατρίδα θρῆνον, οἱος ἐκεῖνος ἄριστος ἀλιτήριος καὶ τά τοιαῦτα πλάσασθαι δεξιώτατος.Таким образом он и в мирное время, и в войне [с бесами] наверняка не уступал непрестанным воспевателям [275]
Божиим в ревностном занятии молитвами. А непрестанный противник добродетели, удрученный своей неудачей, тем временем стал метать в подвижника острейшие жала своей зависти (ибо известно, что при неудаче зависть еще более усиливается). С еще большей силой [диавол] восстает для отмщения и, потерпев неудачу в открытом нападении, решает прибегнуть к хитрости. Итак, он задумывает устроить ловушку для этого благородного [мужа]: ведь некогда он сумел хитростью сильно [навредить] роду человеческому и, обманув прародителей, можно сказать, с корнем вырвал человечество [из Рая] и низвел [на бренную землю]. Но никакая дочь Евы не могла теперь подойти [к Петру]: ибо тот, за кого идет война, совершенно отрекся от облика женщин. [276] И бессмысленно ему было подползать к Петру в облике змея, льстить, и околдовывать, и давать советы, ведущие к злой погибели. Но чтобы разыгранное им [представление] было правдоподобным, [лукавый] притворился одним из слуг [Петра] в [его мирской] жизни и подходит [к нему] с плачем, заставляя вспомнить родителей, братьев, и всех бывших с ним в родстве, и лучших друзей, и тех соседей, кто был ему близок. [Диавол] наговаривает, что на родине все плачут о [Петре] от мала до велика: ведь [диавол] — главный виновник и самый искусный выдумщик подобных [нелепостей].§ 26