Слово о полку Игореве

Рыцарская броня в 1176 г. на Руси была заморской диковинкой. «В броне, как во льду», – записал черниговский летописец со слов очевидца-поэта. Разумеется, рассказчиком был сам вернувшийся в Чернигов со славой Владимир Святославич, который, видимо, впервые в жизни увидел западноевропейские доспехи смоленской дружины (и залюбовался ими), а через минуту осознал, что его собственный стяг уже в руках врага.

Исследователи единодушно признают, что в Ипатьевскую летопись рассказ попал из черниговской. Но черниговский летописец должен был записать или прямо со слов только что вернувшегося нашего героя, или со слов его деятельной матери. (А кого же еще ему расспрашивать?) Потому и вся эта картинка так подробна: Владимир впереди войска, Мстислав ударил «из загорья», всадники все в броне, как во льду, захватили стяг, отошли, заорали так, словно «пожрать хотели», обрушили град стрел, побежали и стяг бросили. Ну и о награждении героя и отправке его прямо с поля боя к отцу, восвояси.

Для нас важно то, что событие увидено глазами Владимира Святославича, и в рассказе о нем мы обнаруживаем свежую поэтическую метафору, развитие которой (от тяжести брони треснула земля) встречаем в «Слове».

Он выстоял, потому что был поэтом. И оценил художественную мощь, как сказали бы сегодня, режиссерской находки Мстислава, напоминающей о таких же ратно-театральных постановках вещего Олега (вспомним, как тот под Царьградом поставил ладьи на колеса и пустил их на город посуху).

Молодой князь, конечно, мог просто испугаться и остолбенеть от страха. Но тогда это бы все увидели – и враги, и свои. А страх полководца передается войску в одно мгновение. Кроме того, в этом случае сам Владимир вряд ли бы заметил, что всадники цельноледяные. И, вернувшись, не рассказал бы об этом их домашнему черниговскому летописцу.

Вот и авторское «я», звучащее в «Слове» лишь в контексте эпизода пленения Игоря и падения его стягов, внятно напоминает о поразившем современников Белеховском чуде, явленном через подвиг юного Владимира Черниговского.

Белеховский сюжет несколько раз аукается эхом в «Слове». Приведу еще один пример: имя опрокинутого на Белеховом поле Мстислава Храброго звучит лишь в виде отчества «всех трех Мстиславичей», но эпитет «храбрый» поэт не без умысла возвращает его законному владельцу ­– Мстиславу Владимировичу Тмутороканскому. Это он «зарезал Редедю пред касожскими полками» (глагол «зарезал» взят автором из летописного рассказа).

Эпитет «храбрый» по отношению к этому князю встречается не где-то, а в полустихотворной цитате из некролога в «Повести временных лет»: храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину по велику а имѣния не щадяще ни питья ни ядения не браняше. Автор «Слова», внимательный читатель летописи, видимо, знал, что это вольное цитирование одной из слав Бояна. Вот и эпитет «красный» подаренный поэтом Роману Святославичу, Автор также заимствует из летописи. В некрологе 1180 г. о другом Романе (Романе Ростиславиче, родном брате Мстислава) сказано: лицемь красенъ (стб. 617). Так Владимир Святославич игнорирует своих неприятелей – отрывает хвалебные эпитеты у имен двух родных братьев, потомков Мономаха, и «возвращает» их детям прямых своих предков.

Лишая Мстислава-Георгия Храброго эпитета Храбрый, поэт прилюдно наносит оскорбление памяти Мстислава. И это еще раз указывает на то, что «Слово» писал Владимир Святославич, ведь он это сделал не только на словах, но и на поле брани.

Итак, Мстислав в «Слове» упомянут только в виде отчества трусливых своих сыновей, который на Белеховом поле с холма выпустили тучу стрел и вместе с отцом бежали. Именно поэтому заявить, обращаясь «ко всем трем Мстиславичам»: «Загородите Полю ворота своими острыми стрелами» – чистое издевательство (и оскорбление, означающее, что Мстиславичи на рукопашную не способны). А то, что их стрелы и впрямь остры, поэт знает не понаслышке: на Белеховом поле сам стоял под этим летящим с вершины холма стальным дождем.

В обращении к сыновьям Мстислава, не названным даже по именам, автор «Слова» беспощаден:

непобѣдьными жеребии
собѣ власти расхытисте

Удрав с Белехова поля, они и впрямь «расхитили власть не по праву победных жребиев».

Может удивить, что автор «Слова» не вспомнил о «ледяной броне» смоленских полков. Однако эту броню он сам только что передарил в «Золотом слове» Буй Роману и другому Мстиславу:

соуть бо оу ваю желѣзьныи папорзи

подъ шеломы латиньскыми

тѣми тресну земля и мъногы страны...