В самом современном тексте незачем человеку стараться «переделать
максимумдел в
минимальноеколичество времени» (да еще «с любезной
миной»!). Неудачного соседства не было бы, если б герой старался
втиснуть(
уложить,
вместить)
как можно больше дел(или
успеть как можно больше)
в самый короткий срок(
в самое малое, короткое время,
как можно быстрее).И если через несколько страниц уместно: «иногда мне хочется изобрести такой
концентрат», то уже не стоит продолжать: «который в
минимальномобъеме выражал бы
максимум вещей», а вполне хватило бы в самом
малом объемевыражал бы
как можно больше понятий. Вероятно, переводчик соблазнился сжатостью, «концентрированностью» фразы и не почувствовал, какая она получилась казенная. А ведь это говорит о себе живой человек – не сухарь-теоретик, а чуткая, думающая женщина.Героине современного романа, женщине работающей, вполне интеллигентной, опостылели капризы докучной заказчицы. «Бывают дни, когда
проблемымадам (такой-то) меня не волнуют», – говорит она. «У вас (свои)
проблемы?» – спрашивает собеседница. И дальше передаются мысли героини о себе: «Ее
проблемывсе те же»… (следует перечень). Неужто не вернее трижды повторенные
проблемызаменить словом
заботы?Не надо хозяйке решать
проблему, что сготовить на ужин, достаточно просто
решить, что сготовить. В быту француженки или англичанки, в рассказе или романе европейского автора problem сплошь и рядом означает отнюдь не мировую проблему, а просто самую обыкновенную
задачу!Почему в переводе человек «победоносно взглянул на слушателей над
архаичнымиочками»? Да потому, что в подлиннике archaic. А проще и грамотней было бы: взглянул… поверх
старомодныхочков.«Она не поблагодарила меня за советы, никак не
прокомментировалаих». В подлиннике comment, но естественней хотя бы: никак на них не
отозвалась(
ни слова не ответила).«Не буду вступать с тобой в
дискуссию»
– в обычном житейском разговоре простые бесхитростные люди, не книжники и не чиновники, уж наверно скажут:
не стану спорить(а может быть, смотря по настроению,
ввязываться в спор).Вошла
лимфатического видаслужанка. Lymphatic означает вовсе не только внешний вид: она была
вялая,
малоподвижная,
неповоротливая,
медлительная, а может быть, и
ленивая!«Они
впали в панику» (еще пример слепоты и глухоты!). Словом panic у нас тоже часто злоупотребляют, ведь по словарю паника – это крайний, неудержимый страх, внезапный ужас, охвативший, как правило, сразу множество людей. Бывает, конечно, что толпу охватит
паникаили человек
паническичего-то боится. А чаще можно и нужно сказать хотя бы:
ими овладел ужас,
они насмерть перепугались,
ему стало страшно,
он был в страхе,
его охватил ужас,
он страшился,
смертельно боялся,
отчаянно, до смерти боялся.Точно так же и sympathy по-русски далеко не всегда –
симпатия, чаще –
сочувствие, подчас –
приязнь,
расположение,
доброжелательство(особенно в прозе писателей-классиков, в книгах о людях и событиях прошлого или позапрошлого века), и
антипатияпочти всегда менее уместна в русской фразе, чем
неприязнь.Не реже попадает в русский текст еще одно злополучное слово –
интеллект. Особенно в современной научной фантастике, где действуют представители иных миров, наши братья по разуму. И вот в уста не слишком культурного землянина переводчик вкладывает такое: «Они странные и красивые, это верно, но с
интеллектомне выше, чем у дождевого червя». А говорящий явно не способен так выражаться, он скажет хотя бы: но
разума(даже мозгов!) у них не больше…Бедная, бедная научная фантастика… Без конца можно черпать из нее примеры канцелярской тяжеловесности, канцелярской сухости. В любом плохом переводе (а подчас и в неплохом!) встречаешь кальку вроде «Я
не рекомендуютебе с ним связываться», когда так и просится:
не советую. Но, кажется, только в фантастическом рассказе можно прочитать, что «мама… иногда чувствовала
парадоксальнуюжалость» к девочке, – а вернее да и человечней безо всяких непереваренных, непереведенных paradox:
как ни странно, мама порой жалела девочку.А вот опять – отнюдь не фантастическое, повседневное, то, что встречаешь на каждом шагу.