Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Сегодня из плавающей в клубах табачного дыма кухни Орден – и многие другие подобные сообщества – превращается в кабинет психолога. На место накрытого стола встает кушетка, а на место души приходит психика. И в отличие от души, она поддается исследованию, изучению, лечению и оптимизации. С охов и ахов в жанре «А я такая, а он такой» разговор о чувствах переключается на поиск патологии, отсылки к подсознательному и детским травмам. «Риторика и тон <…> перенимают здесь дискурсивный стиль беседы с психологом, включая его в работу над трансформацией», – отмечают Лернер и Збенович. Главной функцией этого разговора становится уже не эмпатическое сопереживание, но импульс к мобилизации всех сил для исправления патологической картины и для избавления от страданий. «Суть обсуждения – не нормативная моральная или эстетическая оценка, а терапевтическая – выявление „внутренних“ причин возникновения проблемы». Соответственно, в центре внимания – поиск диагноза и затем подбор методов лечения.

«Созависимость» – один из таких диагнозов. Значение его при этом предельно широко и включает в себя бесконечный спектр жизненных ситуаций и испытываемых эмоций. «Созависимыми» становятся и 35-летняя любовница женатого мужчины, уже десять лет живущая его пустыми обещаниями; и сорокалетний холостяк, неспособный забыть свою студенческую любовь; и лесбиянка, чья возлюбленная все никак не может определиться со своей сексуальной ориентацией. Объединяет их всех одно и то же: готовность терпеть эмоциональную боль или действовать с очевидным для себя ущербом. И лишь в очень редких случаях это понятие употребляется в своем изначальном, диагностическом смысле – как «поведение близких людей, подчиненное жизни и действиям другого зависимого человека: алкоголика, игромана или наркомана» [207].

Перекочевав из профессиональной лексики социальных работников и семейных терапевтов в язык глянцевых журналов и инста-коучинга, «созависимость» приобрела иное значение: в бытовой речи она стала означать зависимость от эмоционального состояния Другого, уязвимость перед лицом этого Другого и потребность в близости с ним. Журнал Wonderzine – один из важнейших источников поп-психологического нарратива в русскоязычном онлайне – отмечает: «Созависимые люди очень легко „заражаются“ настроением близкого и сразу принимают все проявления его чувств на свой счет. <…> Гнев, неудовольствие, грусть, апатия у таких людей моментально становятся общими – как будто их с близким человеком эмоциональные системы не разделены, а представляют собой два сообщающихся сосуда, и чувства свободно „переливаются“ из одного человека в другого» [208].

Зависимость от других людей – в особенности от любимых – встает таким образом в один ряд с зависимостью от алкоголя или наркотиков. Она приобретает черты патологии, отклонения от нормы психологического здоровья, подразумевающей способность к волевому прерыванию связей, «не приносящих позитива» или требующих высоких эмоциональных затрат. Более того, в характерной для медикализации манере психологические процессы начинают описываться в физиологических терминах; им приписывается биологическая природа, на которую можно и нужно воздействовать. Участница Ордена пишет в комментариях к очередной любовной драме:

С гормонами счастья, как с наркотиками. Начинаешь много получать извне и свои перестают вырабатываться и забываешь, что вообще-то до был счастлив и не нуждался ни в чем. Только время тут поможет, но оно поможет. Особенно если вы свои нейроны не будете туда-сюда гонять по исхоженной дорожке, а начнете заново учиться быть счастливой без этого типчика.

О том, как научиться «не гонять свои нейроны по исхоженной дорожке», а справиться с болью самым эффективным способом, пишет у себя в фейсбуке нейробиолог Ася Казанцева [209]: