Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Из комнаты Кришнамурти вышел только через тридцать шесть часов. Нитья упал перед божественным братом на колени. По ряду свидетельств, даже Нараянья и тот простерся перед сыном, хотя впоследствии это отрицал. По мнению свидетелей этого действа, мальчик совершенно преобразился, от него опаловым светом исходило величие, явно идущее из какого-то другого мира. Отправившись медленной процессией к морю, присутствующие заметили, что Кришну сопровождали ровно двенадцать апостолов. «Из этого обожествленного человека прямо на глазах раскручивается целый миф, окутывающий его со всех сторон, как кокон шелковичного червя» (24), – написал сэр Альфред Лайолл, рассуждая о своей теории индусской лестницы Иакова, этой оживленной магистрали с земли на небеса. Если раньше индийцы обоготворяли англичан, то теперь история развивалась с точностью до наоборот. За несколько недель до посвящения миссис Безант уговорила Нараянью подписать юридический документ, передающий ей опеку над его сыновьями, – с учетом того, что он у нее служил, ему было трудно отказать в такой просьбе. Лишившись собственных детей, миссис Безант решила воспитывать чужих, а одного из них превратить в бога. Мальчики стали называть Анни Матерью, а вместе с Ледбитером они представляли собой весьма своеобразную пару приемных родителей. За воротами роскошного поселения общества в ожидании сошествия Майтреи его «проводник» на ежедневной основе постигал науки, занимался, питался только здоровой пищей и вел образ жизни, сочетавший в себе привычки как браминов, так и британцев. Дабы подготовить бога, был введен строгий распорядок (25), начинавшийся в пять часов утра – омовение у колодца, затем обязательная медитация с Матерью. После этого они встречались с Ледбитером за завтраком в Восьмиугольном Бунгало, где им подавали теплое молоко, которое Кришна недолюбливал, и чернослив, нравившийся ему еще меньше. Ледбитер спрашивал, что им снилось ночью, и, в свою очередь, излагал собственную версию их совместных похождений с махатмами в астральном плане. Потом следовала велосипедная прогулка, а за ней горячая ванна с приличным количеством мыла. После этого начинались занятия по санскриту и английскому языку, в результате которых они постепенно избавлялись от родного для них телугу. После обеда ребята купались или играли в теннис, а вечером принимали «основательную, действенную ванну», вспоминал их британский гувернер. Перед сном Ледбитер читал Кришне истории о привидениях, в достаточной степени леденящие душу, чтобы напрочь избавить от страха, явно неподобающего божеству. После этого снабженная сеткой дверь в его комнату запиралась снаружи на задвижку. Такой образ жизни отличался строжайшей дисциплиной, но, как сказала бы Безант, «оккультизм – самая организованная вещь на всем белом свете».

Проводника охраняла взрослая стража теософистов, известная под именем Лейтенантов Господа, носившая пурпурные пояса и желтые эмблемы с изображением восходящего солнца. Из других детей мальчики виделись с одним только Губертом, который, ко всеобщему смущению, прибыл с матерью в Адьяр в тот самый момент, когда в ипостаси проводника Бога объявился Кришнамурти. Губерт, он же Орион, потому как ему тоже дали новое имя, оставался в селении пять лет, обучаясь у Ледбитера вместе с братьями-индусами. Но, как писал биограф Кришнамурти Роланд Вернон, от такого «понижения в должности» Губерт досадовал и злился, поэтому ему запрещалось прикасаться к личным вещам Кришны «из страха заразить их негодным магнетизмом» (26). В итоге этот униженный мальчик оказался в самой гуще разразившегося вокруг Ледбитера скандала, которого в очередной раз обвинили в сексуальных грехах. Позже, переехав в Чикаго и став юристом, нетерпимым в вопросах нравственности и морали, он и слышать больше не хотел ни о какой теософии.

Когда прошло несколько месяцев, Кришнамурти вытянулся и подрос, его лицо изменилось и приобрело черты положенной ему святости. Стал носить новую прическу, как у Христа, отрастив волосы до плеч и зачесывая их на пробор посередине. Нос его сделался орлиным, погустели и потемнели брови; неизменным, по всеобщему убеждению, остался только один, самый главный его атрибут – блаженный, тусклый взгляд, зияющий божественной пустотой, которую требовалось заполнить. Теперь, когда его привели в надлежащий вид, в Кришнамурти присутствовали отчуждение и отстраненность. Со стороны могло показаться, что он двигается будто во сне, являясь идеальным инструментом чужих идей, воплощая в жизнь сценарий, написанный каким-то другим великим режиссером. Когда его внешний вид еще больше приблизился к совершенству, некоторые стали выражать озабоченность. Сэр Эдвин Лаченс, архитектор, построивший Нью-Дели, выражал неодобрение по этому поводу в письме своей жене, без остатка плененной теософическими идеями: «Не думаю, чтобы Христа, в той или иной ипостаси, когда-либо готовили стать именно Христом, если можно так выразиться, профессионально» (27).