Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Современник Гордона, сэр Ивлин Бэринг, 1-й граф Кромер, был твердым сторонником превосходства англосаксов и четверть века правил в Египте и Судане, в обоих случаях ведая делами казны. Ему повсюду мерещился «магометанский фанатизм»: в его понимании мусульманские подданные империи представляли собой лишь «государственные арабские цифры», неспособные проводить политику, но переполняемые огненной лавой религиозного гнева, которая в любую минуту грозила хлынуть наружу. Кромер заявлял, что народ, неспособный к политике и движимый единственно религиозным пылом, не может сам собой управлять, и оправдывал британскую оккупацию, называя ее жизненно важной для защиты местных христиан от мусульманской ярости. Но история, как известно, повторяется дважды, первый раз в виде трагедии, второй – фарса: после смерти в 1917 году Кромер, как и Гордон, перешел в ислам, приобрел сверхъестественные способности и превратился в джинна по имени Аль-Варди Карома (19). От подобной трансформации его западный ум явно пришел бы в ужас. В Хартуме и Омдурмане Карому можно было увидеть вплоть до 1970-х годов неизменно жаждавшим выпивки и сигар. Вместо того чтобы занимать чужую территорию или экспроприировать банковские счета, граф теперь вселялся в медиумов, обряжавшихся по такому случаю в хаки. Некий этнограф, ставший свидетелем подобного явления, записал песнь, с которой к нему взывали:

Приветствуем тебя, граф Кромер,

Будь великодушен к нам, граф Кромер,

О! Бутылочка рома! Да ты нас балуешь!

Энергичнее всего зары ведут себя ночью. Обреченный сидеть в засаде (20) в уборных, в кучах мусора и грязных сараях, от одного вида которых Кромер перевернулся бы в своем гробу, джинн, подобный Кароме, жаждал мыла, ароматных масел, золотых украшений и просвечивающих шалей. По аналогии с огненной саламандрой этот зар вторгался в тело женщины через ее естественные отверстия, когда она или окружающие теряли бдительность: во времена политических потрясений и конфликтов, при родах, при виде крови или попросту на фоне усталости после продолжительной, упорной работы. Из-за таких духов у медиумов постоянно болела голова, к горлу подкатывала тошнота, их мучила бессонница, не отпускала тревога, изводили непонятные боли – в своей совокупности эти симптомы напоминали беременность. Во время церемоний было очень важно убедить вселяющегося зара назвать себя, чтобы пообщаться с ним, ограничить общение исключительно сферой понимания и, таким образом, контролировать. К числу других духов англичан, заявлявших о себе через медиумов, перечень которых в конце 1970-х годов составила антрополог Дженис Бодди, относился и Баша Бердон, по всей видимости, воплотивший в себе эрудита и востоковеда сэра Ричарда Бертона, переведшего сказки «Тысячи и одной ночи». Если позволял бюджет, жрицы духа зары устраивали маиз, то есть мессу, – ставили длинный стол, накрывая его в европейском стиле, с тостами с джемом, мясными консервами, сыром, пепси-колой, виски и пивом. (Потом, в 1983 году, этот британский зар выражал глубочайшую обеспокоенность запретом в Судане крепких спиртных напитков.)

Дженис Бодди встретилась с Садией, женщиной, в которую вселились духи двух европейских ребят, вознамерившихся покрасить ей хной ступни, чтобы они походили на подошвы кроссовок. Хотя требования колониальных духов порой выглядели непомерными, если их надлежащим образом умаслить, они могли вылечить болезнь в случаях, когда не помогали никакие другие средства, – от бесплодия и слепоты до недомогания от сглаза.

Потом Бодди поговорила с другой женщиной по имени Бахейта, ставшей жертвой нелепого несчастного случая: в доме на нее обвалился потолок, придавив тяжелой балкой, после чего ее на полгода парализовало. И вот что она ей рассказала:

Стоило им вызвать мне зару, как я тут же пошла! Встала, выпрямилась во весь рост и буквально воскресла. Потом заявила о своих требованиях, приказав принести мне выпивку, защитную форму, фуражку и трость, как у европейцев. В меня вселились христиане с Запада. Ни один другой вид духов не может быть выше меня.