Вопрос этот приобретает еще более особенный, отличительный характер оттого, что, задавая его, я, как человек, принадлежащий к «европейскому типу», в этой ситуации сталкиваюсь с собственным искусственно созданным «я» в виде индейской статуэтки! Какая магия лежит в этом моем деревянном естестве, наделенном могуществом с помощью заклинаний на языке, которого мне не дано понять? Что оно собой представляет, это мое «я», воплощенное в дереве без моего согласия, которое я так упорно пытаюсь подвергнуть анализу в качестве конкретного объекта, овеваемого морскими ветрами и дымком, поднимающимся над сжигаемыми зернами какао и опутывающим своими чарами песни шамана?.. Из-за этих индейцев мне пришлось изменить самого себя.
Существование европейских идолов означало, что духи таких людей, как профессор Колумбийского университета Тауссиг, Коул и им подобные, обладающих научным авторитетом, теряли свою телесную оболочку и переходили в чужую собственность, дабы вдыхать жизнь в дерево или высушенную на солнце глину. Это действовало на нервы, по словам, Тауссига, потому как образ «был могущественнее оригинала». В замысловатом пантеоне лесного храма мбари
такой идол считался средством избавить землю от британского присутствия – для этого ему требовалось призвать других богов напасть на врага. Считалось, что сценка, живописующая появление белого человека из-под земли, приведет богов игбо в бешенство и заставит их вмешаться в ситуацию. И европейское могущество, воплощенное в своем собственном образе, можно будет контролировать.На свете не было другого предмета, до такой степени ставшего предметом фетиша, как тропический шлем: по сообщениям из бывшей Восточной провинции Кении, захваченной в 1895 году и превращенной британцами в свой протекторат, от одного взгляда на него многие впадали в транс. Шведский этнограф Герхард Линдблум сообщал, что в некоторых крестьян народа камба
, стоило им увидеть европейца, тут же вселялся дух. Когда миссионеры попытались проповедовать представителям этой народности слово Божие, дабы приобщить к христианству, дух Христа, которого они на свой лад называли Киесу (27), стал чем-то вроде заразной болезни, подрывая на корню все евангелистские потуги. Когда он в них вселялся, они резали себя ножами, не теряя при этом ни капли крови, или обжигали кожу, не чувствуя боли. В этом смысле аборигены вели себя больше не как послушная колонизаторам рабочая сила, а как христианские святые. В зоне оккультной нестабильности от голубя Святого Духа во все стороны летели перья. После захвата земель камба иноземными захватчиками, провозгласившими на них европейское превосходство, вскоре пришли миссионеры – со своим собственным лозунгом, гласившим, что «в глазах Господа нашего все люди равны». В определенном смысле практически единственным подобающим ответом на это мог быть только истеричный хохот.