Слуга Божий

– Несколько миль, – ответила она тихо и осмотрелась. – Я бежала через лес…

– А теперь мы пойдем спокойненько. Посажу тебя на моего коня…

Второй, услышав эти слова, снова фыркнул дурноватым смехом и похлопал себя по бедрам, но я глянул на него так, что усмешка сама погасла у него на лице. Близнец отвернулся и сделал вид, что стряхивает что-то со штанин.

– …и поедешь как дама, хорошо?

– Хорошо, господин, – ответила она.

– Мы будем все время подле тебя, и никто не причинит тебе обиды, понимаешь?

– Да, господин. Но что я сделаю? Что я сделаю, если они всех поубивали?

– Чьи тут владения? Кто на этой земле?

– Господин граф.

– Какой граф? – вздохнул я.

– Граф де Родимонд. – Она покусала губу, вспоминая.

Никогда в жизни я не слышал такой фамилии, но не было в этом ничего странного. Император в последние годы раздал так много графских титулов, словно доставал их из шляпы. И теперь едва ли не всякий владелец замка да пары деревенек зовется графом, лордом или даже князем. Я лично знавал князьков, у которых не было денег купить топливо на зиму, зато они с задором рассуждали о родовых связях и благородном происхождении. Дочек, впрочем, они быстренько выдавали за богатеньких мужиков, если те готовы были подбросить им золотишка. Наверняка де Родимонд принадлежал к такого рода людям.

– Знаешь, где его замок?

– День дороги отсюда, – сказала она, подумав. – Нужно идти вдоль реки.

– Хорошо, – ответил я. – Договоримся так, Элисса. Когда покажешь нам село и расскажешь о нападении, поедем в замок твоего господина, поскольку он должен узнать о том, что произошло в его землях. А я попрошу, чтобы он нашел для тебя работу и крышу над головой. Хорошо?

– Ох, спасибо, господин, – вскрикнула она с истинной радостью в голосе и прижала мою руку к губам.

Я усмехнулся, поскольку люблю людей, которые умеют выказывать благодарность. Я погладил ее по спутанным волосам.

– Едем уже, – приказал и поднялся.

* * *

К селу Элиссы мы добрались за несколько молитв. Оно лежало у речного разлива и было типичным для имперского пограничья – мест не слишком безопасных, слабо заселенных, а зимой страдающих от стай голодных волков или, что еще хуже, голодных медведей (если уж кто-то оказывался настолько глуп, чтобы пробудить их от зимней спячки). Крепкие дома, срубленные из толстенных бревен. Строители прорезали лишь маленькие оконца и такие же небольшие дверные проемы. В любом из жилищ обитатели могли легко защититься от неожиданного нападения. Разительно отличались они от домов из дерна и глины, которые строили в безопасных околицах Хез-хезрона, где зимы мягкие, а правосудие епископа карает всякого, кто скор на насилие и грабеж.

Трупы были повсюду. Возле колодца и на порогах домов. Кто-то пытался сбежать к реке и теперь лежал на мелководье с омываемыми волной вытаращенными глазами. Кто-то, как видно, сопротивлялся: сжимал в руках окровавленный обоюдоострый топор. Никому это не помогло. Две женщины лежали, сплетясь в клубок, словно отброшенная ветошь, и я видел, что до последнего мига пытались они защитить детей. У одного ребенка была оторвана голова, второй прижимался к обрубленной руке матери, а череп его раздробили сильным ударом. Настолько сильным, что от самого черепа остался лишь рыже-красный паштет с осколками костей и темными потеками разбрызганного мозга.

На своем веку я повидал многое. Видел людей, умиравших в пыточной, и людей, которые горели на кострах, вдыхая смрад собственной сожженной плоти. Видел я опустошенные и сожженные деревни. Видел, как карают бунтовщиков и их семьи. Видел насилие и резню.

Но то, с чем столкнулся здесь, отличалось от всего виденного мною прежде. Потому что эта жестокость была бессмысленной. Женщин и мужчин после смерти не раздели и не сняли с них украшения. Не забрали оружие или вещи. Я не отмечал следов насилия, допросов или пыток. Все указывало на то, что отряд нападавших вторгся в село и вырезал здешних обитателей из чистой радости уничтожения. Им ничего не нужно было от жителей. Не походило случившееся и на кару за провинность. Бунтовщиков карают по-другому.

И еще одно меня удивило: отчего тела, которые мы нашли в лесу, были раздеты, а здесь все трупы остались в одежде? А может, на мужчину и женщину в лесу напали, когда те нагими предавались плотским утехам? И потому мы нашли их без одежды?

И еще: нападавшие не были оборотнями. Те никогда не используют оружие. Их вера, что они – дикие звери, не позволила бы им взяться за палки, топоры или копья. А на телах убитых я отчетливо видел раны от оружия: резаные и колотые.

– Джесса. – Девушка, ехавшая на моем коне, указала пальцем на женщину, голову которой раздробили в студень. – Моя подруга, – всхлипнула она и вытерла нос. – Собиралась выйти замуж…

Я сошел с коня и подал ей руку. Мгновение Элисса колебалась, но потом спустилась на землю. Я видел, что она старается отводить взгляд от трупов.

– Осмотрите здесь все, – приказал я парням. – И докладывайте о любой странности, которую приметите.

– Да здесь все странно, – пробормотал Курнос.