Слуга тигра

Сун Цзиюй уложил Ху Мэнцзы на постель; тот все еще «мерцал» – то становился прозрачным, то снова обретал плоть, по его телу одна за другой прокатывались волны превращений, но одно оставалось неизменным что в тигрином образе, что в человечьем – глубокая, уже посиневшая по краям рана на лбу.

Ваза все еще стояла в изголовье постели; Сун Цзиюй нащупал за пазухой смятый цветок и поставил его в воду. Постоял над кроватью, не зная, что делать дальше.

Приоткрылась дверь, протиснулся сквозь нее Лю Четырнадцатый с горячим полотенцем на подносе. Помялся на пороге.

– Старший братец! На!

– Слава Небу, я уж было думал, вы все превратились в лис оттого, что ваш господин ранен, – Сун Цзиюй принял полотенце и осторожно промокнул лоб Ху Мэнцзы, стирая кровь. Та уже свернулась, стянула рваные края раны, но Сун Цзиюй видел, что дело плохо – похоже, удар достал до кости, а может, и проломил ее… Обычный человек после такого не жилец.

– Принеси лекарств, – попросил он. – Останавливающий кровь порошок, укрепляющий отвар, все, что найдете… И позови старших!

Звать не пришлось, управляющий Ли с женой уже несли коробочки и склянки.

– Что же это делается! – вздохнул лис. – Что делается! Наш господин… Как же так вышло?

Его строгая молчаливая жена немедленно развела огонь под жаровней и принялась кипятить какие-то травы.

– В таких случаях необходимо не дать душе оторваться от тела, – сказала она задумчиво, словно ни к кому не обращаясь.

– И как это сделать?

– Этого я не знаю. Мастер Бао разбирается в лекарском деле. Я могу лишь сварить укрепляющий отвар.

Сун Цзиюй, не в силах стоять спокойно, прошелся по комнате. Мастер Бао все не возвращается, что, если ему нужна помощь? Но и Ху Мэнцзы выглядит так, будто может умереть в любой момент…

А стоит ли ему помогать? Сун Цзиюй прикусил губу, размышляя. Ху Мэнцзы стоит за убийством всей семьи Вэй, он сам признался. Из-за него империя пришла в упадок. Он предал своего императора, и тот стал злобным духом; соблазнил его сына и настроил против отца, заставив попрать принцип почитания старших…

Сун Цзиюй покачал головой. Ты лжец, Ху Мэнцзы, ты обманул меня, обманывал все это время… Ты знал, кто я, и знал, кто меня убил, но молчал. Ты не дал мне переродиться, сделал меня своим слугой, ты втирался ко мне в доверие… Но все же я не могу оставить тебя умирать.

И хочу узнать, почему ты все это сделал.

– Пожалуйста, поддерживайте в нем жизнь, – велел он и вышел. Наскоро поседлав коня, он вывел его во двор, чтобы мчаться обратно, но тут мастер Бао показался в воротах.

Он хромал, весь перепачкан был в тине, а его длинные волосы укоротились наполовину, заляпанные кровью.

– Куда это ты опять? – мрачно спросил он, кивнув на Бархата.

– За вами, – Сун Цзиюй вздохнул с облегчением. Подозвав лиса, он сунул ему повод и поспешно подошел. – Вы ранены?

– Так… Потрепала меня ящерица. – Мастер Бао, поморщившись, приподнял волосы, слипшиеся от крови. – Что Шаньюань?

– Плохо, – лаконично откликнулся Сун Цзиюй.

Он провел мастера Бао в покои Ху Мэнцзы и молча замер поодаль.

К тому времени лисы уже вымыли и переодели своего господина. Он лежал, спокойный и бледный, под зеленым стеганым одеялом, а госпожа Ли поила его отваром с маленькой ложечки. «Мерцание» почти прекратилось, но Сун Цзиюй все еще видел сквозь руку Ху Мэнцзы складки на ткани.

Мастер Бао послушал его пульс, раздвинул пальцами веки, поводил перед глазами свечой.

– Череп цел, но верхний даньтянь поврежден, – заключил он. – Образовался застой ци, но… В таком состоянии больные обычно бредят, а этот лежит трупом. Что-то не так. Ему чего-то не хватает, чтоб очнуться.

– Может быть, ему стыдно возвращаться, – желчно сказал Сун Цзиюй и сразу же устыдился. Поглядев на орхидею в вазе, он тяжело вздохнул и присел к столу, налил себе вина. Потом вдруг выпрямился:

– Мастер Бао, в безопасности ли мы в этом поместье?

– Да. Это не просто дом, здешний фэншуй… А, скажу по-простому: хушэнь в своем логове сильнее всего, – мастер Бао устало вздохнул. – Но вот цветочный оборотень…

Он прокусил палец и быстро начертил на цветке орхидеи какой-то знак.

– Вот теперь, пока не сотрешь, в человека не превратится.

Сун Цзиюй опрокинул чарку; хотел налить еще, но в результате приложился прямо к горлышку и пил, пока кувшин не опустел. Утерев навернувшиеся от крепкого вина слезы, он оттолкнул кувшин, нисколько не почувствовав себя лучше. Итак, он слуга предателя, убийцы и обманщика. И что с этим делать?

– Что за мерзкая история, – процедил он, не желая смотреть ни на цветок, ни на Ху Мэнцзы. – Мне жаль, мастер Бао. Но спасибо, что вернулись.

Мастер Бао взял другой кувшин и выпил залпом, в два глотка, утер рот.

– Я немедленно ухожу. Не собираюсь оставаться с ним под одной крышей и не желаю слушать, как он будет выкручиваться. Хватит.