Слуга тигра

– Если он умрет, умру и я, – Сун Цзиюй, не отрывая глаз, смотрел на крошечную мошку, ползущую по лакированному столу среди перламутровых гор и водопадов. – Кто тогда остановит лао Ма и Чжун-ди? Я знаю, что прошу слишком многого, но… подумайте о людях, которые погибнут, если лао Ма добьется своего и обрушит дорогу, идущую через ваши владения.

– Я и так слишком много думал о людях! – огрызнулся Бао Сюэ. – Не спустись я к Юн Аньцзин…

Он ударил по столу кулаком, расплющивая мошку. Ледяной ветер пронесся по комнате.

– Люди! Что мне за дело до людей?! Что мне за дело до тебя и этого лжеца?! Ты что, не ушел бы, если б мог?!

Сун Цзиюй медленно поднял голову. Ушел бы? Так же, как ушел из дома Лун-гэ той ночью, чтобы больше никогда не вернуться?..

Но Лун-гэ не признавал свою вину так покорно. И не пришел бы на встречу со своим карателем, зная, что будет наказан – отчего-то Сун Цзиюй знал, чувствовал, что на самом деле Хэ Ланю не пришлось лгать, заманивая своего врага, слова ничего не значили. Он взглянул на него так же, как смотрел принц Чжунхуа, и лао Ху понял, что больше некуда бежать…

Или ты, магистрат Сун, просто хочешь верить в благородство того, кто век прятался от своей вины, заливая ее крепким пойлом, заглушая песнями пьяных шлюх. Он услышал, что можно закопать старые кости поглубже, чтоб никто никогда не призвал к ответу, и побежал сломя голову.

– Я хочу услышать всю историю от него. Чтобы лао Ху признался во всем, глядя мне в глаза, – тихо произнес он. – Как магистрат, я обязан выслушать обе стороны: и истцов, и ответчика.

Мастер Бао фыркнул.

– Что может вылететь из его поганого рта, кроме лжи?! Впрочем, как знаешь. Тупой и упертый, как все люди! Юн Аньцзин была такой же, могла жить себе спокойно, но ей понадобилось ехать в проклятую столицу!

Сун Цзиюй стиснул зубы, сдерживая злой ответ. Мастер Бао вправе отвести душу, пусть.

– Что за уговор был между вами и Ху Мэнцзы? – спросил он. – Я помню, как он удивился, узнав, что у вас остались записи старейшины Баошань.

– А, это… – мастер Бао выдохнул, скрестил руки на груди. – Я тебе уже рассказывал, что Юн Аньцзин взяла семью и уехала в столицу, потому что император Чжун-ди хотел стать бессмертным. Так? Честно трудилась… и выплавила наконец идеальную пилюлю из ртути и киновари. Однако бессмертие не достигается одной лишь алхимией, Чжун-ди не дано было вознестись на небеса, и он отравился. Не знаю, как он не умер… Но Юн Аньцзин и всю ее родню решено было казнить. Шаньюань пообещал мне, что спасет ее, а потом…

Он отвернулся, борясь с собой, на скулах заиграли желваки.

– Чжун-ди решил, что ему больше не нужны даосы. Достаточно будет их книг, их знаний. И Шаньюань… пришел на мою гору с мечом. И с отрядом солдат. Сказал, что пощадит школу в обмен на нашу библиотеку… Как я мог ему отказать, после того как он спас… якобы спас Юн Аньцзин? Конечно, я отдал ему все. Кроме дневника. И он ушел сеять смерть дальше, но мне уже было все равно. Самое дорогое я сберег. Так я считал, – он помолчал. – Мы с ним… зря связались с людьми.

– Вы думаете, он не смог спасти вашу родственную душу или не захотел? – Сун Цзиюй бросил взгляд на сливающегося с простынями Ху Мэнцзы.

– А разве есть разница?

И вправду. Разве есть разница?

Вошли лисы с новыми подносами, засуетились, наливая из волшебных горлянок горячую воду в тазы, раскладывая полотенца. Сун Цзиюй почувствовал себя очень уставшим и очень грязным. Он ушел за ширму и принялся возиться с одеждой.

– Сперва нужно понять, подвластны ли императору демоны, которыми кишит лес, и какой магией занимается лао Ма, – сказал он, ожесточенно растирая лицо и шею мылом-фэйцзао. – Вы сказали, что нашли нужные записи?

– Да. Не вчитывался, увидел знакомые символы и схватил, – мастер Бао бросил ему за ширму свиток бамбуковых дощечек.

Свиток выглядел древним, кое-где бамбук потемнел от сырости, кое-где изогнулся, символы местами стерлись, так что не прочесть. Накинув принесенный лисами халат, Сун Цзиюй вышел из-за ширмы и обнаружил на кушетке барса. Его роскошный хвост укоротился в два раза, и барс был всецело поглощен вылизыванием обрубка.

– Ох, – Сун Цзиюй присел рядом. – Мастер Бао…

– Острые зубы у этой болотной змеи, – буркнул тот и, тяжело вздохнув, положил голову к нему на колени. – Сейчас приведу себя в порядок… и уйду.

Сун Цзиюй осторожно погладил его между ушами, почесал пушистую шею. Медитативные прикосновения к мягкой шерсти успокаивали. Он вдруг понял, что устал; так устал, что ничего уже не соображает вовсе.

Он не знал, сколько они просидели так. Когда он очнулся, барса уже не было. На постели рядом с Ху Мэнцзы дремал, свернувшись клубком, Лю Четырнадцатый; сам Ху Мэнцзы лежал все так же тихо, но грудь его слабо вздымалась и опускалась – единственный признак жизни. В окна едва проникал слабый сумеречный свет, словно сама природа была недовольна происходящим. Шуршал по крыше дождь.

Все тело затекло, казалось слабым. В голове шумело – от усталости? От выпитого?

В дверь заглянул обеспокоенный лис.

– Господин… – прошептал он, кивнув в сторону кровати.