Он запнулся. Гордость и удовольствие вдруг улетучились с его лица, оно окаменело от ужаса.
– Жэньчжи? – Шаньюань коснулся его плеча. – Не бойся за него. Я буду его защищать, буду его наставником, если захочешь. Все будет хорошо.
– Значит, хочешь учить его… – взгляд Жэньчжи был холоден. – Тогда прежде всего учи его верности и сыновней почтительности. Учи его лучше, чем мои наставники учили меня. Ты понял, Ху Шаньюань?
Он понял. Вспомнил то дождливое утро перед похоронами.
– Не беспокойся об этом, – он обнял Жэньчжи за плечи. – Ты ничего не понимаешь, глупый человек. Я верен только тебе. Пусть мне говорили, что человек и дух не могут быть родственными душами, ты доказал мне, что все иначе. Тебе не нужно бояться, что я забуду тебя. Это я… боюсь, что, обретя семью, ты забудешь обо мне.
Жэньчжи усмехнулся, потрепал его по руке.
– Духи тоже с трудом доверяют людям, значит… Не волнуйся, я найду способ нам с тобой побрататься по-настоящему. С завтрашнего дня я сделаю то, что давно обещал: созову даосов со всех концов света и отыщу секрет бессмертия!
Его глаза вновь загорелись живым огнем.
– Вот увидишь, я стану первым бессмертным императором и буду править вместе со своим бессмертным хушэнем! Ну? Какова идея? Давно пора было начать поиски!
Шаньюань улыбнулся и крепко сжал его плечо.
Пусть развлекается, даосы-фокусники – это что-то новое. Может, и Цинцин притащит своих дружков с пика Баошань – сколько уже не виделись с Цинцином…
Тогда это казалось ему развлечением. До появления «Бессмертной пика Баошань». До первой ртутной пилюли, которая едва не отправила Жэньчжи на тот свет.
Бледный и слабый, пахнущий рвотой, он все пытался встать, тянулся за мечом – найти, покарать…
– Это заговор… – шептал он, вцепившись в ворот Шаньюаня. – Они хотели меня отравить… Это заговор…
– Или твое тело не готово для пилюли бессмертия. Тебе ведь говорили не спешить, – Шаньюань попытался уложить его, но не вышло.
– Ты с ними заодно! Ты, злобный дух! Чжунхуа… Чжунхуа еще мал… Я не позволю посадить его на трон, чтобы та женщина правила… Чтобы ты…
Дать бы ему затрещину, но Шаньюань сдержался, отцепил его от себя.
– Ты бредишь, Жэньчжи, – он погладил ослабшую руку. – Я не желаю тебе зла, я твоя родственная душа.
– Тогда убей всех этих проклятых колдунов!
Шаньюань вздохнул.
– Давай-ка поговорим об этом завтра. Тебе нужно прийти в себя.
– Понимаю, – он вдруг улыбнулся. – Я все понимаю. Нет, ты не прав. Что мне нужно, так это их знания. Фокусники и колдуны не нужны мне, достаточно их книжек! А что до тебя…
Он нежно погладил руку Шаньюаня.
– Я нашел способ сделать то, что давно должен был. Ху Шаньюань… Перед лицом смерти я понял, что важно. Я должен наконец… сделать тебя своим перед Небесами.
Его голос затих, веки опустились. Он заснул, так и не выпустив руки Шаньюаня. Бедный, бедный Жэньчжи! Где же тот веселый принц, охотившийся в лесу…
Шаньюань осторожно высвободился и ушел в темницы. Его без возражений пропустили в камеру ведьмы-отравительницы. Она сидела, поджав ноги и глядя в стену: правая половина лица бесстрастна, левая опухла и налилась лиловым, на белой нательной рубашке – бурые пятна крови.
– Начальник стражи сказал, ты будешь говорить только со мной, – он сел на скрипучую, изъеденную жучками койку. – Хочешь что-то передать напоследок Бао Кэцину? Имей в виду, если он был с тобой заодно, я его не пощажу, хоть он и названый брат мне.
Он сам не верил в то, что говорит, и Юн Аньцзин ему не поверила тоже, даже не взглянула.
– Его не беспокоят дела смертных. Расскажи я ему, он, чего доброго, заточил бы меня под горой, надеясь уберечь. Нет, советник Ху, я воспользовалась Кэцином, чтобы он свел нас с тобой. И только.
Шаньюань тайком выдохнул. Хорошо. Так… будет немного проще.
– Так значит, это не недоразумение. Ты и вправду отравила Сына Неба по злому умыслу.
Ведьма усмехнулась здоровым уголком рта.
– На что надеется человек, глотающий ртуть, не обретя золотого ядра внутри? Так жадные свиньи жрут мусор и дохнут.
Шаньюань не успел сдержаться: подлетел к ней в мгновение ока и залепил пощечину. И мысленно отругал себя: не нужно. Эта женщина и так умрет.
– Там была не только ртуть, и ты это знаешь. Его лицо сделалось пунцовым, от рвоты шел запах миндаля… Вытяжка из персиковых косточек?
Кивок.
– И чем же тебе так не угодил император?
Юн Аньцзин наконец повернулась к нему. В глазах ее не было злости, лишь бесконечная усталость.
– Тебе ли, духу, не знать? Земля страдает, советник Ху, а с ней страдает народ. Наводнения и засухи сменяют друг друга, а стоит вырастить что-то, как налетает саранча. Люди голодают, а налоги не уменьшаются.
Шаньюань скрестил руки на груди.
– Да, сейчас трудные времена. И что? Это повод сплотиться, а не устраивать грызню!
Он знал, что она скажет дальше, но не желал сам произносить этого вслух.
– Покойный император скончался внезапно, угас за один день, хотя был еще не стар. Неестественная смерть.
– Тебе хочется в это верить, – пришла очередь Шаньюаня усмехаться. – У старого императора было больное сердце, да и печень его…