– Выпей еще одну. – Жэньчжи… нет, Чжун-ди наблюдал за ним с интересом.
Еще одну. Еще. И еще, пока его не вырвало на рассохшиеся доски. Голова кружилась, его увлекало куда-то во тьму, а он не мог сопротивляться.
– Пожалуйста… Жэньчжи…
– Зови меня Жэнь-лан, – он улыбался. Ему было весело. Весело!
– Жэнь-лан, прошу, не надо… Пожалуйста…
– Теперь я точно знаю, что ты меня не предашь, – раздался над ним спокойный голос, и теплая ладонь погладила его по волосам. – Теперь я спокоен.
Дом Кэцина, мрачный и серый, сложенный из грубых, едва обтесанных плит, стоял на самой вершине горы, на узком пятачке над облаками.
Впервые Шаньюань не поднялся туда выпить чарочку. Дал стражникам знак оставаться у подножия, а сам поднялся на нижнюю зеленую террасу, где устроилась среди любовно высаженного терна и миндальника Школа пика Баошань.
Он надеялся никого не найти там, и ему повезло – школа была пуста, лишь Бао Кэцин в траурных белых одеждах сидел на валуне с бутылью вина в окровавленной руке. Вокруг валялись глиняные черепки, осы и мухи гудели над остро пахнущими вином лужами.
– Все ушли? – спросил Шаньюань, чтоб привлечь внимание.
– Да, – отозвался Кэцин, избегая смотреть ему в глаза. Шэни, добрые духи, плохо умеют лгать.
– По всем заставам разосланы имена и описания, но никого так и не поймали, – Шаньюань положил меч на плоский камень, расчерченный линиями для игры в вэйци. – Они ведь прячутся у тебя дома.
Бао Кэцин равнодушно пожал плечами. Он похож был на безумца: растрепанные волосы, поблекшие глаза, сбитые костяшки. Стариковские морщины на вечно молодом лице – увядающий дух…
Шаньюань присел перед ним на корточки, ласково отвел пряди со лба, погладил запавшие щеки. Ни за кого еще так не болело сердце, как за Кэцина. Не может он угаснуть из-за какой-то девчонки! Лучший друг, названый брат…
– Что это ты пьешь среди бела дня и вырядился в эти тряпки? – тихо сказал Шаньюань. – Ну-ка, идем, я принесу тебе воды для умывания.
Бао Кэцин отбросил его руку.
– Пришел надо мной посмеяться, Ху Мэнцзы?!
– Пришел сказать, что у тебя весь ум в хвост ушел! – Шаньюань неласково потянул его за ухо. – Неужто ты думаешь, что я стоял и смотрел, как казнят женщину, за которой ты волочишься? Вся семейка госпожи Юн жива и здорова.
Бао Кэцин вскинул голову, не веря, боясь поверить… Но его серые глаза прояснились, разгладились самые глубокие морщины.
– Но я слышал… что всех казнили…
– Кое-кого казнили, надо же было наказать преступников! Я нашел в темнице для смертников похожих бедолаг, вот и все.
Шэни плохо умеют лгать. Но Шаньюань не лгал: он сочинял историю, в которую сам хотел бы верить. Которую хотел бы сделать правдой.
Бао Кэцин сполз с камня, упал на колени, распластавшись в земном поклоне.
– Ху Шаньюань… и за тысячи лет мне не искупить этого долга! Благодарю тебя! Благодарю тебя! – он приподнял голову. – Она… хоть что-то велела передать мне?
Шаньюань покачал головой. Тут он лгать не осмеливался.
– Все было сказано перед отъездом – вот что я от нее услышал.
Бао Кэцин печально улыбнулся.
– Конечно… и куда ты отправил их, не говори мне тоже. Иначе я последую за ней и снова причиню боль.
Шаньюань должен был почувствовать облегчение. Но не почувствовал. Вспомнил, как, обратившись тигром, нес на спине испуганного бледного после недель заточения мальчонку. «Нужно было отдать его Кэцину», – запоздало подумал он.
Но выдержал бы Кэцин правду?
– Мне было велено убивать всех даосов, которых встречу, – тихо сказал Шаньюань. – Если тебе есть дело до ее учеников, сделай так, чтоб я никогда с ними не встретился.
– Даю слово, – Бао Кэцин вновь поклонился. – И все же, как я могу тебя отблагодарить?
– Отдай мне ее библиотеку и позволь сжечь это место.
Бао Кэцин помедлил, но кивнул.
– Забирай все. Без нее это не школа больше, так, пустая оболочка цикады.
Он обратился барсом, прыгнул на ближайшую крышу, на едва заметный уступ скалы, и исчез, слившись с пятнистым мхом.
Кэцин, Кэцин… Он не видел, как горит школа Баошань. Не видел, как горят десятки иных школ и монастырей. Думал, что его названый брат благороден и честен. До его горы не доносились крики умирающих и запах крови, вонь горящей плоти, так жутко напоминающая аромат жарящейся на углях оленины…
А эти шепотки отовсюду?
«Вы слышали об императорском советнике Ху? Поистине он оправдал свое имя! Ходят слухи, что он не человек, а тигр-людоед! Ведь разве благородный государственный муж поступал бы так жестоко?»
«Не плачь, а то советник Ху тебя заберет!»
«Говорят, когда покончат с даосами, советник Ху и его воины примутся за простой люд!»
Но разве он не пытался все это остановить? Разве не склонялся перед Чжун-ди, отбивая земные поклоны?
– Прошу, Жэнь-лан, позволь мне убивать не так жестоко! – молил он. – Разве твоя месть не свершилась? Столько лет прошло… Многие сами готовы отдавать свои книги! Отмени приказ, умоляю!