– Так еще хуже. Мне теперь еще тяжелее смотреть на вас, зная… что вы принадлежите отцу, словно какой-то раб!
Шаньюань склонился над ним.
– Что это ты капризничаешь, негодник? Чжун-ди император, ему принадлежит все и вся под небесами. Но ты – моя родственная душа. Чжицзи – тот, кто видит настоящего меня.
Сказал, и ничего не дрогнуло внутри.
Сяо Хуа надул губы и отвернулся. Сильная спина, чуть вьющиеся черные пряди…
– Неправда.
– Правда, – Шаньюань взял его за теплое плечо, развернул к себе. – И я докажу. Есть обряд, что свяжет нас с тобой навеки. Если ты готов…
Шэни, добрые духи, плохо умеют лгать.
Но он слишком долго прожил среди людей.
Глава 23
…дал.
– Молодой господин потерялся?
Сун Цзиюй резко обернулся, и его едва не стошнило: в этом пространстве все колыхалось, смазывалось, перетекало одно в другое…
Четко он видел лишь юношу на дереве и сперва не узнал его: короткий халат цвета сосновых игл и такие же штаны, через плечо перекинута тигриная шкура, в длинных волосах косички и бусины, на поясе знакомая подвеска. Дикий мальчишка, сияющий довольной улыбкой.
– Молодой господин потерялся?
Сун Цзиюй нахмурился.
– Нет, я… – начал было он и понял, что юный Ху Мэнцзы обращается не к нему, а к смазанной фигуре за его плечом. Молодой мужчина, статный, с гордой осанкой. Одни его кожаные доспехи с изящным тиснением на каждой чешуйке стоили как добротный городской дом, в гуане поблескивала крупная жемчужина.
Наследный принц…
Разумеется. Наследный принц.
Все окончательно встало на свои места. Сун Цзиюй понял еще во время ритуала, но был слишком занят, чтобы как следует обдумать новые обстоятельства. Кому еще лао Ху мог посвятить такие страстные стихи, если не этому мужественному, сильному охотнику с ясным взглядом? В нежности, с которой он обращался к Хэ Ланю, не было и следа того яркого чувства.
– А ты можешь показать дорогу, братец? – спросил его высочество Вэй Жэньчжи из видения.
Ху Мэнцзы спрыгнул с ветки, подошел к нему, весь сияя.
– Конечно, это же мои го… Я живу в этих горах. Но взамен, пока мы идем, расскажи мне об императоре!
Охотник, заметно опешив, рассмеялся.
– А с чего ты взял, что я знаю об императоре?
Но образы смазались, развеялись прежде, чем Ху Мэнцзы успел ответить, и понеслись круговертью: те же двое сидят у знакомого озера, но теперь Ху Мэнцзы одет по-ханьски: волосы в небрежном пучке, халат подлиннее, но все так же зелен.
Они смеются чему-то…
Сун Цзиюй отвернулся. Он попытался вернуться той же дорогой, которой пришел, но безнадежно запутался в алой ленте, обвившей деревья, словно паутина. На шелке черными жучками ползали бисерные иероглифы знакомых стихов:
«…вскоре чашки прочь…»
«…только сердце мне истину…»
«…лотос…»
«…что направляет власть небес…»
«Вот увидишь, я стану первым бессмертным императором и буду править вместе со своим бессмертным хушэнем! Ну? Какова идея?»
Если это воспоминания, значит, лао Ху умирает. Его душа едва держится в теле, как душа стражника Ли…
Сун Цзиюй выхватил меч, беспорядочно рубя проклятые ленты. За ними он едва мог разглядеть Ху Мэнцзы и его охотника, императора Чжун-ди в желтых шелках. Алые ленты тянулись от них, от их сомкнутых ладоней, обвивались вокруг горла Ху Мэнцзы, стягивали, спеленывали его тело…
«Никаких „не”. Ты больше не имеешь права говорить мне „нет”».
Юн Аньцзин в темнице, постаревший от горя мастер Бао, пожары, смерть, крики…
Но даже пламя выцветало, оставляя лишь черно-белый пепел тоски.
«Шэнь-лан, эти люди не должны жить», – шептало эхо.
«Ты должен помочь мне расправиться с…»
Но и тоска исчезла. Осталась лишь свинцовая усталость, пригибающая к земле.
«Доверься мне, Шаньюань».
«Хушэнь и император, презрев судьбу, стали родственными душами!»
«Если ты посмеешь сбежать… я спалю твою гору дотла».
– Учитель!
Луч света прорезал мрак.
– Учитель, вот вы где! Вы обещали весь день охотиться со мной, а сами увиливаете?
Зеленые с золотом одежды облегают стройную фигуру, волосы, черные, как вороново крыло, слегка вьются от влаги, мерцают большие темные глаза, приоткрыт алый рот…
– Вы загоните для меня оленя, учитель? Мне не нужно помогать, просто напугайте его как следует, чтоб выскочил передо мной.
– Сейчас только утро, приставучий мальчишка! Сперва поешь… Как ты будешь заботиться о стране, если не можешь позаботиться о себе?
Ху Мэнцзы в алых одеждах, завтракающий в садовой беседке, говорил еще что-то, но Сун Цзиюй не слышал. Все его внимание приковал к себе юноша, стоящий перед ним. Радостный, каким Сун Цзиюй его никогда не видел.
Хэ Лань…
– Вы будете заботиться обо мне, учитель, я знаю. Однажды настанет день, когда мне не придется делить вас с отцом.
Высокие скулы алеют, взгляд настойчив.
Значит, Ху Мэнцзы и вправду был его учителем…
И вправду совратил его с истинного пути.