Сун Цзиюй знал этот клинок. Помнил, как хорошо тот ложился в руку…
…и как разъярился Ху Мэнцзы, увидев, что какой-то магистрат посмел тронуть его.
– Прости, лао Ху… – прошептал Сун Цзиюй. – Я ведь не знал… Почему ты сразу не сказал мне?
Но разве о таком рассказывают постороннему?
Ху Мэнцзы поднял меч двумя руками, бережно, как ребенка.
– Спасибо и на этом, повелитель реки, – прошептал он. – Но тебе это еще аукнется…
Лун Цяньжэнь вскинул подбородок.
– Нам всем это аукнется. Никто не уйдет от возмездия, особенно ты!
Он прыгнул и без всплеска ушел в трясину. Ху Мэнцзы даже не взглянул в сторону – осторожно прижал меч к груди и зарыдал, горько, отчаянно.
– Сяо Хуа… сяо Хуа… Я безумец… я тебя погубил… сяо Хуа…
Облако закрыло луну. Болото погрузилось во тьму, и вдруг нечто с силой ударило Сун Цзиюя в грудь, выталкивая из сна.
«Очнулся…» – подумал он прежде, чем ледяной ветер подхватил его…
Но Ху Мэнцзы не очнулся. Сун Цзиюй пришел в себя от холода. За ночь все лианы и цветы в спальне облетели, укрыли его и Ху Мэнцзы желтой листвой. За окном занимался серый рассвет.
Во дворе кто-то спорил на разные голоса, все повторяя: «опасность» и «господин-господин».
– Ах, как же можно так жить?! – вскрикнула, рыдая, какая-то женщина. – Я не могу там оставаться! Я лучше брошусь в огонь!
– Пусть я лишь старый котелок, но и я имею право… – перебил ее густой бас.
– Штош-ш, и мы страш-шимся! Што-ш-ш…
Сун Цзиюй вышел на порог, открыл было рот, чтоб велеть им не шуметь, когда хозяину плохо… и замер.
Вокруг словно пожар разгорался: весь лес пылал желтой и алой листвой. Даже сосновые иглы обрели нездоровый коричневый цвет. Ледяной ветер пронизывал до костей: каждый порыв поднимал метель листьев. Вместо разлапистых каштанов и сирени – голые сучья, вместо кустов жасмина – мрачные мертвые переплетения ветвей.
– Управляющий Ли! – крикнул Сун Цзиюй, сбегая по ступеням.
Но вместо знакомого лиса его встретил другой – высокий, сухощавый, с благородной сединой на висках и утонченными чертами лица. Он как две капли воды походил на красавицу-жену управляющего Ли, и Сун Цзиюй припомнил, что в этом доме ведь живет два лисьих семейства.
– Господин чангуй, – поклонился лис. – Этот недостойный прозывается Старым Лю и следит за тем, до чего у брата Ли не доходят руки. Благодарю вас за то, что присматриваете за моими щенками, особенно за самым младшим. В ваше отсутствие этот слуга имел наглость впустить… сей сброд.
Толпа существ за его спиной заволновалось. Кого тут только не было: звери и птицы, летающие твари и ползающие, разноцветные и прозрачные, похожие на людей и непохожие ни на что. Все они напирали на лиса Лю, чего-то требовали от него.
Первым к Сун Цзиюю подскочил какой-то высокий длинноносый господин в черно-белом халате и красной шапочке.
– Это чангуй господина Ху! – воскликнул он, всплеснув руками, словно крыльями. – Я видел его на болоте! Он должен знать!
Толпа существ немедленно бросилась к нему.
– Господин чангуй!
– …требуем!
– Я не могу там находиться! Это ужасно!
– Но мы из города…
– …очень страшно!
– Что здесь происходит? – «рабочим» голосом спросил Сун Цзиюй. Как и всегда, это помогло ненадолго: на несколько мгновений просители присели и замолчали – чтобы следом разразиться еще более многословными жалобами.
– По одному! – рявкнул он, морщась.
Толпа наконец расступилась, пропуская маленького, еле шаркающего старичка, опиравшегося на клюку. Годы согнули его спину, глаза спрятались в тени пушистых зеленых бровей, борода свисала до пояса, такая же ярко-зеленая. Все это странно знакомо гармонировало с его серым халатом.
– Ваше превосходительство… позвольте этому недостойному старичишке сказать, – прошамкал он.
– Говорите, уважаемый, – вежливо откликнулся Сун Цзиюй.
– Меня, если позволите, зовут Да Юаньши[8]
, хоть ростом я и не вышел. Я обычно полеживаю у дороги, что к городу ведет. Люди так про меня и говорят: «К Чжунчэну путь прямо от большого камня». Да вы и сами много раз мимо проезжали, один раз изволили об меня свои сапожки обтереть, дождь тогда прошел…Сун Цзиюя внутренне скрутило от неловкости, однако он постарался удержать равнодушно-внимательное лицо.
Но старичок заметил.
– Ничего, ничего, – махнул он сухонькой ладонью. – Каждый служит как умеет. Обычная моя жизнь ничем не примечательна, день за днем ничего не происходит. Но вот недавно, как вашему превосходительству известно, появились в нашем лесу голодные духи. Господин их отлавливал, как вдруг, в одночасье, и лес пожух, и твари эти полезли изо всех щелей! Мы, глупые подданные, все встревожились – это же все явные знаки, что с господином неладно! А без него как нам выжить? Вот и поплелись… Даже я, извольте видеть, снялся с места – и к вам. Всем этим несчастным нужна помощь и защита, иначе съедят нас всех, изведут под корень! Вот мы и пришли попросить убежища да справиться о здоровье господина. И подношеньица, конечно, приготовили.
Старик достал из-за пазухи сверточек из мха, осторожно развернул его. На зеленой подстилке сидел самый огромный сверчок, которого Сун Цзиюю только приходилось видеть.