Слуга тигра

– Вот, извольте, – с гордостью сказал Да Юаньши. – Самый громкий в этих краях! Если вы, конечно, любитель. И удачу приносит.

Как по команде, лесные жители снова загомонили, потянулись к нему с дарами. Старинные, позеленевшие от времени украшения, речные ракушки, камни занятной формы, корешки, цветы, коробка больших синих жуков, тыква-горлянка, подозрительно пахнущая кровью, ожерелье из волчьих клыков, натертые до блеска пряжки, стеклянные бусинки… У Сун Цзиюя голова пошла кругом.

– Хватит, хватит, не нужно… – он безнадежно оглянулся на управляющего Лю, но тот лишь склонился в почтительном поклоне, видимо, ожидая указаний.

Сун Цзиюй вновь оглядел разномастную толпу.

– Во-первых, вы можете остаться в поместье. Во-вторых, даров я не принимаю. В-третьих, ваш господин… идет на поправку. Управляющий Лю, пусть ваши дети помогут гостям разместиться. Сообщите мне… если что-то пойдет не так.

С низкого мрачного неба закапало, а через несколько мгновений и вовсе полило, от ветра загремела черепица на крыше. Лисы поспешно повели лесную братию прятаться в тепло, Сун Цзиюй отступил на крыльцо.

«Плохо дело, – подумал он. – Если Ху Мэнцзы не очнется, выстоит ли поместье вообще?»

– Ты прозрачный, – заметил вдруг кто-то.

Сун Цзиюй обернулся и увидел тигрицу. Она легко спрыгнула с ветки яблони, потянулась и превратилась в женщину. На первый взгляд ничего особенного в ней не было: молодая, невысокая, в шелковых одеждах цвета сухого камыша, в руках метелка из конского волоса, вроде тех, что носят даосские монахи, скромная прическа с двумя деревянными шпильками, похожими на сухие ветки… Но в ее миниатюрной фигуре, в нежном округлом лице светилось неземное изящество. Такой же красотой выделяется не тронутая резцом яшма, которую ветер и скалы превратили в подобие изысканного горного пейзажа.

– Госпожа Шаньнян, – Сун Цзиюй поклонился. – Не имею чести знать фамилии ваших уважаемых родителей.

– Все хушэни прозываются или Ху или Шэнь. Мы не слишком задумываемся над такими мелочами. Меня зови Ху Шаньнян. Давно ли ты стал таким прозрачным?

Сун Цзиюй посмотрел на свои руки. Дерево крыльца и правда просвечивало через них; он ощутил мгновенное головокружение. Неужели им всем суждено здесь погибнуть? Нужно как можно скорее разобраться с книгой, вдруг там есть что-нибудь о том, как упокоить дух императора…

– Лао Ху… Ху Мэнцзы стало хуже, – тихо ответил он. – Не знаете ли вы, как ему помочь?

– Так вот почему умирает его лес… Я так и думала. Фэншуй нарушен, значит, хозяин горы слабеет. Некому, кроме Шаньюаня, хранить это место – если тут и были ван-е, то давно ушли, – Ху Шаньнян вздохнула. – Я не лекарка, но, может быть, пойму что-то, взглянув на него.

Сун Цзиюй молча пропустил ее в покои и встал поодаль. Ху Мэнцзы тоже был полупрозрачным, но пока дышал.

Не зная, что делать, Сун Цзиюй снова взял со стола барсову книгу, но иероглифы не желали складываться в текст.

– Вы сказали… «ван-е»? – спросил он, надеясь, что беспокойный разум уцепится хоть за что-то. – Кто это?

– Так мы на юге называем местных богов. У вас их зовут… – Ху Шаньнян задумалась. – Чэнхуанами, что ли. Ни одного не встречала. Ван-е же здесь раньше было много: мудрые, благородные люди, которых уважали при жизни и почитали даже после смерти. Лекари, ученые, благородные разбойники… Даже целые пожарные команды бывали. Недостойные называться святыми, но обладавшие такой силой духа и желанием помогать, что смерть от них отступилась.

Она улыбнулась, глядя куда-то за плечо Сун Цзиюя, словно видела там далекое светлое прошлое.

– Да… стоило выйти в город, и возле каждой кумирни – ван-е, слушает молитвы верующих, творит маленькие чудеса по мере сил.

Сун Цзиюй неловко кашлянул.

– Кажется, я слышал о похожем. В столице мне рассказывали об этом как о… непристойных культах дремучих крестьян. Прошу прощения, это не мои слова.

Ху Шаньнян отвернулась.

– Многое изменилось. Чжун-ди ополчился на даосских монахов, рассказывавших простому народу о Небесных чертогах и божествах. Он пожелал стать единственным богом для своих подданных. Пожалуй, в окрестностях Чжунчэна до сих пор прячут алтари. Но вот ван-е больше никто не видел… А нас, хушэней, принимают за обычных зверей. Мне было трудно смириться с тем… что Шаньюань приложил к этому руку.

Ху Шаньнян склонилась над больным, нежно отвела прядь с его лба.

– Когда я в последний раз видела его в человеческом обличии, он был мальчишкой, – тихо сказала она. – Такие пухлые щеки у него были, такой глупый взгляд… Кто мог подумать, что тот тигренок Мэнмэн однажды заведет себе чангуя…

– Произошло недоразумение, – Сун Цзиюй закрыл книгу. – Я думаю… лао Ху хотел спасти меня и не успел подумать, что делает. Простите его.

Ху Шаньнян встала и вдруг поклонилась ему.