Слуга тигра

– Я видел кошмар того, кто век мучается виной. Но это был просто сон о прошлом, – он вспомнил видение о Лун-гэ на болоте, и сердце защемило. – А наяву мастер Бао, Ли Пятый, Хэ Лань, Сяньфэн… Целый город, целый лес нуждаются в тебе. Может, они заслуживают защитников благородных… Но у них есть только мы.

Он вздохнул и дернул ворот сильнее, почувствовав, что щекам стало жарко.

– Что я тут распинаюсь! Ху Шаньюань, если ты сейчас же не встанешь, клянусь, я найду тебя в следующем перерождении, и в следующем, и никогда не дам тебе покоя! Неужто тебе наплевать на меня и на своих подданных? Никогда не поверю!

Поблекшие было глаза вновь вспыхнули золотом. Ху Мэнцзы с трудом сел. Под его взглядом Белый посланник отступил на шаг, цепь повисла в его руке.

– Мой чангуй такой глупый… пожил со мной… а все думает, что его господину не наплевать на всех этих лис и зайцев… – Ху Мэнцзы обернулся к Сун Цзиюю. – Хорошо… если надо притвориться неравнодушным, чтобы тебе понравиться… Благороднейший Ху Мэнцзы готов попробовать…

Сун Цзиюй захотелось его ударить. Или посмеяться, сказать какую-нибудь колкость в ответ. «Возможно, так всегда и будет», – мельком подумал он.

– Поднимай свой полосатый зад, госпожа Ху Шаньнян сказала, ты здоров!

Белый посланник зашипел, словно капля воды, упавшая на раскаленный камень.

– Я всегда рядом… – прохрипел он и исчез. С ним исчезли кровавые видения, затих голос, все повторявший имена.

– Терпеливый ублюдок, – Ху Мэнцзы прикрыл глаза ладонью. – Дело свое знает…

– Вставай, – Сун Цзиюй взял его за руку. – У нас тоже много дел.

Лао Ху сжал его ладонь, но вполовину не так крепко, как обычно.

– Я уже много сделал, даже почти встал… Неужели не заслужил поцелуй?

Сун Цзиюй со вздохом наклонился к нему… и легонько боднул лбом в розовеющую полоску на месте раны.

– Ах! – Ху Мэнцзы схватился за лоб. – Какое коварство!

– Пока что не за что тебя награждать. Сперва оденься, поешь и успокой своих подданных, – Сун Цзиюй похлопал его по плечу. – Потом я оценю твои заслуги.

Глава 24

Ураган стих на время, но холодный ветер задувал во все щели, тоненько ныл, теребя бумагу перегородок. К тому времени, как Ху Мэнцзы доел куриную тушку вместе с костями и занялся ленивым обсасыванием лапки, пошел дождь. Попадавшие под него лисы взвизгивали тоненько и немедленно убегали, будто вода обжигала их. Сун Цзиюй вышел на террасу, подставил руку и тут же отдернул – на ладони осталось маленькое красное пятнышко.

– Ядовитый дождь идет из-за дракона или из-за твоей лени? – холодно спросил он.

Ху Мэнцзы в ответ лишь сладко потянулся. Впрочем, стоило отдать ему должное: даже во время трапезы он ни на мгновение не отвлекся от книги мастера Бао.

– Все ясно, – заявил он, прожевав куриную лапу вместе с коготками.

Сун Цзиюю ничего ясно не было, и бездействие его томило. К тому же его сильно беспокоил сам мастер Бао. Куда он ушел? Не погибнет ли один?

– Донеси же до жалкого смертного свои выводы, о великий горный дух! – раздраженно сказал он.

– Сперва пусть мой чангуй меня причешет, – Ху Мэнцзы улыбнулся. – Праздность тебя убивает, не правда ли? И все привык делать быстро… Неужели ты и в весенних играх таков?

Сун Цзиюй стиснул зубы. Нашел время для шуток… И как будто забыл, что недавно еще жаждал смерти. Где же его смирение? Где его вина?

– Почему ты так равнодушен к чужим страданиям, лао Ху?

– Разве ты не видел моих снов? – Ху Мэнцзы взглянул на него устало, и Сун Цзиюй понял вдруг, что тот попросту храбрится, заговаривает зубы. Способен ли он вообще подняться с постели? – Мои страдания, чужие… Что толку относиться к ним серьезно? Дрессированный тигр, ха-ха! Жэньчжи велел завести таких при дворе. Мы все очень смеялись, глядя на их выходки.

Сун Цзиюй покачал головой:

– Мне трудно бездействовать. Скажи хотя бы, чего мы ждем?

– Для начала… где Бао Кэцин?

– Я не знаю, – Сун Цзиюй оглянулся в поисках гребня. – Я думаю, он захотел вернуться домой, но надеюсь, что он останется.

– Пусть, – Ху Мэнцзы отвернулся, за упавшими на лицо прядями не видно было выражения глаз. – На его месте я бы убил предателя. А он всего лишь ушел. Это, пожалуй, высшая милость… А какую кару ты бы мне назначил, магистрат?

Гребень наконец нашелся. Сун Цзиюй присел на край постели.

– Это простой вопрос, – тихо сказал он, едва касаясь спутанных волос. – За государственную измену полагается истребление девяти поколений.

– Значит, ты думаешь, что я сильнее всего провинился перед Жэньчжи? – голос Ху Мэнцзы дрогнул. – Не перед сяо Хуа? Не перед остальными Вэями? Не перед Кэцином и всеми невиновными? Лишь Жэньчжи имеет право требовать справедливости?!

Сердце бухало в груди тяжело, как кузнечный молот.

Закон един для всех. Для лао Ху. Для Лун-гэ.

– Жизнь Сына Неба… превыше всего, – выдавил Сун Цзиюй, и самому стало тошно. Эта злобная тварь на болоте, этот урод, посмевший мучить свободного лесного духа, который доверился ему, который просто хотел узнать, как живут люди…

– Жизнь Сына Неба превыше всего… – повторил он. – Но, лао Ху… лао Ху…