Ах, цзиньши Сун! Сколько текстов ты перечитал, готовясь к экзамену, а сейчас не можешь связать и двух слов. Где же блестящие аргументы? Где же удачно процитированные изречения?
– Тебя может судить человек. Но злодеяния императора пусть судит Небо.
– Служи ты при дворе в те времена… судил бы меня, магистрат Сун?
– Я бы лучше отворил себе вены.
Ответ выскользнул легко, сам собой. Не пришлось даже думать.
Лао Ху обернулся к нему. В его глазах была печаль… но не о себе, не о своей судьбе. Сун Цзиюй вспомнил, как, отправляясь в Чжунчэн, проезжал мимо ворот Лун-гэ и, глядя на обитые железом плотно закрытые створки, понял вдруг, что больше никогда не войдет в дом, где был счастлив. Что-то закончилось навсегда.
– Тебе больше не придется беспокоиться о справедливости, А-Юй, – мягко сказал лао Ху. – Я не собираюсь жить дольше, чем нужно, чтоб расплатиться за грехи. Хватит, я и так слишком долго оттягивал этот миг.
Сун Цзиюй почувствовал, как глазам становится горячо, и, взяв его за плечи, повернул обратно к книге.
– Некогда болтать попусту. Давай-ка, объясни мне наконец, что ты там понял.
Ху Мэнцзы покорно развернул свиток.
– Вот смотри. Эти символы, нанесенные правильно, усиливают энергии. Нанеси их на зеркало, повешенное в правильном месте, и улучшишь фэншуй. Развивай духовные силы в комнате, исписанной подобными знаками, и дело пойдет вдвое быстрее.
– Мы уже поняли, что с помощью этих рисунков лао Ма сотоварищи собирал энергию для духа императора Чжун-ди.
– Именно. И не простую энергию. Вспомни место, где они резали малыша Сяньфэна, и на лбу его они тоже это начертили… м-м… хорошо же у тебя получается, чеши медленнее… Призраку нужна энергия человеческих страданий. Боли и унижения. Жэньчжи говорил… что человек честен, лишь когда кричит и корчится от боли.
Сун Цзиюй бросил на лао Ху косой взгляд. Да, Чжун-ди в молодости был обаятелен, но как можно было столько лет перед самим собой выгораживать человека, произносящего подобные вещи?
– Есть ли в книге какой-то способ забрать эту энергию обратно?
– Нет. Да и не на это я намекаю, – Ху Мэнцзы запрокинул голову, глядя ему в глаза. – Одна цветочная лодка – ничто по сравнению с целым городом, исписанным этими знаками.
– В городе много иньской ци, все время кто-то страдает и умирает, – согласился Сун Цзиюй. – К чему ты клонишь, лао Ху?
– Сам посуди. Знаки в городе начали появляться недавно, так? Почему Жэньчжи не велел своим прихвостням заняться этим раньше? Почему начали с лодки, а не сразу с города? Зачем он подчинил речного червяка, умеющего насылать бурю? – Ху Мэнцзы резко обернулся. – Он обманул их, А-Юй!
– Бурю?..
Сун Цзиюй вдруг понял.
– Декрет о преображении земель!
– Но о преображении каких земель, он им не сказал! Да! – глаза Ху Мэнцзы сверкнули. – Если велеть дракону вывести реку из берегов, затопить Чжунчэн, разрушить дома, погубить людей, сколько боли и страданий это принесет?! Сколько энергии высвободится разом?!
Сун Цзиюй вскочил.
– Мы должны изловить дракона. С этим-то ты не будешь спорить?!
– Когда это я с тобой спорил?!
– Когда лежал и прохлаждался, вместо того чтобы дело делать! – Сун Цзиюй ткнул в него пальцем. – Вставай, отправимся на твоей лодке, поищем дракона. Думаю, ему самому не слишком приятно быть под чарами императора Чжун-ди…
– Подожди, мой горячий магистрат, – Ху Мэнцзы с трудом поднялся, указал на розовеющую царапину на лбу. – Снова лежать пластом я не хочу. Будем действовать осторожно. Речной червяк с нами не мог открыто разговаривать, значит, нужно выловить кого-то из его слуг и действовать через них.
Сун Цзиюй устыдился. Приблизившись, он осторожно прикоснулся ко лбу Ху Мэнцзы.
– Если ты правда не можешь…
– Чтобы великолепный господин Ху чего-то не мог? – Ху Мэнцзы неожиданно нежно коснулся его щеки в ответ. – Я справлюсь. Только вот интересно…
Он вдруг положил теплую ладонь Сун Цзиюю на поясницу… нет, на сам нижний дантянь внутри. А потом рука как будто растворилась, стала потоком энергии…
Сун Цзиюй уперся ладонями в грудь Ху Мэнцзы – и вдруг снова ощутил, как в то странное утро, что касается не человеческой плоти, а упругой и теплой волны. Что Шаньюань, если пожелает, может войти в него, пройти насквозь, как порыв ветра…
Ахнув, он отпихнул его. Гневно уставился на него, чувствуя, как горят щеки и подрагивает от нахлынувшего волнения тело:
– Что это было?!
– Мне просто стало интересно… Можем ли мы обмениваться ци, как сообщающиеся озера – водой? – Ху Мэнцзы задумчиво взглянул на свою руку.
– И что ты понял? – сам Сун Цзиюй ничего не разобрал в своих ощущениях, слишком уж они были похожи на… весенние чувства.
– Мне стало теплее. Но, может, это кровь бурлит в жилах от страсти, как знать! – он рассмеялся, но вдруг взгляд его упал на цветок в вазе, и смех оборвался. – Зачем ты его забрал?
Сун Цзиюй все понял и отвернулся, поежился – ветер снова усилился, пробирал до костей даже призрака.
– Потому что он жертва. Твоя жертва, лао Ху.
– Это так. Но он хотел остаться со своим отцом, – Ху Мэнцзы коснулся лепестка.
– Мне так не показалось. Но ты можешь спросить у него самого.