Он отцепил ножны и поднял клинок к свету, осматривая. Такая богатая отделка и чистая сталь – словно лунный луч заковали в железо.
– Какова история этого меча, лао Ху? – осторожно спросил он.
– Гуансянь, «Сверкающий луч»… Клинок первого императора династии Вэй Цзимина. Я не знал его, но мой отец говорил, что он был хорошим человеком. – Ху Мэнцзы сел на кровать, прикрыл глаза. – Не хотел становиться императором… Не хотел ни с кем воевать… Но сделал все, что было нужно, чтоб сохранить страну. И с демонами сражался тоже.
Сун Цзиюй осторожно положил меч на подставку.
– Это истинная драгоценность, лао Ху. В бою он – словно продолжение руки.
Зайдя за ширму, он тоже сбросил всю испоганенную об змея одежду и принялся умываться. Сейчас бы в купальню, но лисы и так с ног сбились с этим нашествием…
– Я… – тень Ху Мэнцзы скользнула по ширме. – Всегда думал, что в тебе кровь Жэньчжи, раз ты его потомок. Но правильней говорить, что в тебе кровь Вэй Цзимина. Потому Гуансянь так хорошо ложится в твою руку.
– Да уж, мне и самому приятнее зваться потомком достойного правителя, – Сун Цзиюй фыркнул. Он накинул рубаху и вышел из-за ширмы. Наконец-то чувства улеглись и пришли нужные слова. – Я был в твоем сне, лао Ху. Я видел твое прошлое… Сын Неба может быть превыше всего… но не выше морали. Я презираю его за то, что он совершил.
Ху Мэнцзы замер, рама ширмы затрещала в его хватке.
– Говоришь со мной так ласково… Ха… Значит, я был настолько жалок? – он улыбнулся, но получился оскал. – Вот что тебя привлекает… Несчастные животные! Но я не меньше него достоин презрения.
– Ты считаешь себя несчастным животным? – Сун Цзиюй склонил голову набок. – Не знаю, что ты думаешь сам о себе, лао Ху, но я увидел человека… духа, волею судьбы попавшего в ловушку, расставленную человеческой жадностью и жестокостью. Нет стыда в том, чтобы обманываться в любимых.
Ху Мэнцзы обернулся к нему. Лицо его немного просветлело – неужели понял?
– Я считал себя чудовищем, недостойным сочувствия. И помню, как ты смотрел на меня во время той… аудиенции, – он приблизился, легонько сжал плечи Сун Цзиюя. – Ты поверишь мне, если я скажу, что из всех, кого убил, желал смерти лишь одному человеку?
– Поверю. Я знаю тебя, – Сун Цзиюй вздохнул. Некстати пришла мысль, что его долг – отомстить Ху Мэнцзы за убийство, чтобы духи предков освободились, но…
«Вот такой я непочтительный внук, – горько усмехнулся он про себя. – Не хочу больше идти против того, кого… того, кто дорог».
Он взял лицо Ху Мэнцзы в ладони, прижался лбом ко лбу.
Лао Ху немедленно обнял его, сжал покрепче.
– А-Юй… – прошептал он. – Поделись со мной силой…
– Как?
– Двойным… самосовершенствованием. Так это называют даосы?
– Парным, – Сун Цзиюй похлопал его по спине. – Но я не даос… Мне позвать мастера Бао?
– Только не говори, что хочешь смотреть, а не участвовать… – промурлыкал Ху Мэнцзы, поглядывая на него блестящими смеющимися глазами.
– Вы оба такие лентяи, это было бы ужасно скучно, наблюдать, – возразил он и отошел, сел на пол, скрестив ноги. – Ну? Что нужно делать?
Лао Ху сел напротив.
– А я-то надеялся, что ты придумаешь способ поинтереснее. Но раз мы притворяемся приличными господами… повторяй за мной.
Его жесты были несложными, напоминали Сун Цзиюю упражнения из у-шу, но воздух будто загудел вокруг, и, когда их ладони соприкоснулись, он едва не застонал: кожа к коже, сердце к сердцу. Никаких преград… И сразу же – словно в горячую ванну нырнул, почувствовав прикосновение к пульсирующему сгустку энергии в даньтяне…
Вот же их руки, соединены, вот их тела друг напротив друга, вполне материальные. Так как же он может быть одновременно… внутри?
Лао Ху усмехнулся.
– Я еще ничего не делаю. Просто соединяю наши потоки ци… Что это с тобой?
– Не знаю… Я могу это вынести, но… слишком приятно…
Словно лао Ху взял в кулак его меридианы и ведет вдоль позвоночника вверх, до самого горла…
– Мы с тобой одно целое, А-Юй. Но можем и разделиться, если тебе так уж невыносимо. Что, не можешь ответить? – Лао Ху приподнял бровь. – Ну ничего, господин позаботится о тебе.
И опять это ощущение – упругие теплые волны поднимаются вокруг, подталкивают его, проникают внутрь, наполняя меридианы…
Сун Цзиюй выдохнул… и едва не провалился сквозь пол. Лао Ху удержал его за запястья, смеясь.
– Не можешь себя сдерживать, маленький призрак! Как же я хорош!
– Полосатый хвастун, – Сун Цзиюй притворно нахмурился. – Хватит дразнить меня!
Глаза Ху Мэнцзы блеснули золотом.
– Хочешь, значит, чтоб я стал серьезен…
Он вновь сделал пасс руками, и Сун Цзиюй почувствовал, как что-то проникает в него: не плоть, нечто иное. Чужая сущность…
Все вокруг исчезло: смятая постель, поместье, стены и потолки – так ярко сияло солнце. В нос ударил запах влажной росной травы, сосновых игл, нагретых солнечным жаром, и Сун Цзиюй понял, что аромат исходит от лао Ху, становится все сильнее.
«Я – это он, а он – это я. Я – эти горы, эти воды, этот золотой поток ци…»
Что-то пощекотало руку – хмель, вившийся по стенам, теперь обхватил запястья, щиколотки…