«Его волосы вьются от влаги. Кто бы мог подумать», – вот первая мысль, что пришла ему в голову, когда он увидел, как черные пряди рассыпаются по бледным матовым от испарины плечам.
Вторая мысль была: «Так вот куда делся стражник».
Заболела рука. Сун Цзиюй понял, что так сильно стиснул косяк, что рана вновь закровоточила.
Он тихо, очень осторожно прикрыл дверь. Развернулся и вышел; застыл во внутреннем дворе, не помня, куда шел. Криво ухмыльнулся сам себе.
По крайней мере, Хэ Ланю полегчало.
Можно возвращаться к работе. Что еще остается? Он решительно пересек двор широкими шагами… и застыл.
Что, если он неправильно все понял, и на самом деле сяо Ли грозит опасность? Давно ли Хэ Лань в бреду кидался на него самого, словно безумный?..
Фонарь, висящий над крыльцом, вдруг исчез. Исчезло все: прохладная черная ткань мазнула по лицу, и вдруг шею словно обожгло, отчего-то невыносимо заболел кадык, словно оса укусила…
Нет, это была другая боль. Что-то пролилось на грудь, фонарь, появившийся вновь, уплыл куда-то, и вдохнуть как следует почему-то не получалось. На пальцах осталось темное, липкое… И вдруг холодные плиты двора ударили в затылок, мимо прошелестел сгусток тьмы.
Кто это сказал? Или… он сам это подумал?
Нет, он мог думать только о том, что кажется… кажется, ему перерезали горло.
Собственная рука казалась чужой и непослушной, все не получалось надавить на нужные точки, пережать рану как следует. Проклятье, да что же это…
– Магистрат Сун!
Красное и черное… Красное и черное – это всегда господин Ху.
Сун Цзиюй прищурился, пытаясь разглядеть его… Но красно-черная пестрота сложилась не в человека, а в тигра, огромного тигра, мягко ступающего в тумане, и не было сил от него отползти.
Зверь поставил тяжелую лапу ему на грудь, принюхался. Почему-то из его пасти пахло ланьлиньским вином, а не падалью.
– Да вы умираете, магистрат Сун. Сегодня и вправду день интересных совпадений.
Пасть распахнулась шире, сверкнули зеленым огнем тигриные гла…
Глава 10
«Столица похожа на древнюю гробницу: ты можешь найти в ней и золото, и истлевшие кости. Но, вернее всего, ты найдешь кости».
Сун Цзиюй отпил вина из фляги-горлянки и утер рукавом рот. Он сидел на крыше павильона Весны и Осени, глядя, как меркнут последние отблески заката, как сумерки потихоньку накрывают город и загораются вдоль улиц золотые шары фонарей.
Он думал о том, что ему сказал отец. Сун Цзычань прослужил в Министерстве наказаний двадцать лет, так, впрочем, и не поднявшись выше четвертого ранга. Не потому, что был не способен – просто любой представитель семьи Сун рано или поздно утыкался в порог, который уже не мог перепрыгнуть. Хоть и прошла сотня лет, император помнил, что когда-то Суны были обласканы императорами предыдущей династии, но стоило трону пошатнуться, как они бежали в царство Шу.
Сорок лет спустя прадед Сун Цзиюя вернулся в империю Ци и присягнул новому императору. С тех пор каждый мужчина из Сунов старался сдать экзамен в числе первых и получить высокую должность, но удавалось это немногим: возможно, Суны и вправду не блистали талантами, но, вернее всего, государи нынешней династии помнили, кто был рядом в борьбе за престол, а кто бежал. Малодушные должны знать свое место.
И все же Сун Цзиюй надеялся, что у него получится. Больше ста лет прошло – хоть на ком-то это проклятие должно разрушиться!
Окончательно стемнело; с высоты казалось, будто на город накинули золотую сеть. Сун Цзиюй допил вино. Пожалел, что не выйдет сегодня спуститься в кабачок, где обычно встречался с приятелями, обсуждая экзамены. До кэцзюя[3]
оставалось несколько дней; молодые ученые, съехавшиеся в столицу, корпели над книгами или бегали по городу, разузнавая, кому в этом году лучше дать взятку.Сун Цзиюй не пошел подносить подарки главному экзаменатору. Что за нелепый обычай, разве не должны будущие чиновники, наоборот, бороться со взяточничеством?
Он в несколько легких прыжков спустился с крыши – но слегка не рассчитал последний и приземлился прямо перед каким-то богато одетым господином. Тот отшатнулся, и пришлось поймать его за локоть, чтобы не упал.
– Прошу прощения, – Сун Цзиюй выпустил шелковый рукав и слегка поклонился.
– Как вы меня напугали! – господин приложил руку к груди, якобы испуганно, но его темные глаза заискрились весельем. – Я уж подумал, Сунь Укун сбежал с Небес и бесчинствует в столице. Признайтесь, ловкий юноша, вы разбойник или дух?
– Ни то, ни другое, – Сун Цзиюй развеселился. – Всего лишь простой студент.
Этот господин сразу ему понравился: несмотря на серебристую вышивку, плотно покрывавшую дорогой зеленый шелк его халата, несмотря на гуань, украшенный медальонами из носорожьей кости, он выглядел человеком душевным и открытым. Лицо у него было приятное, мужественное, в волосах, расчесанных надвое, по образу крыльев ласточки – ранние серебряные нити. Голос глубокий, как далекий гром.