– Простые студенты разве владеют цингуном? Предлагаю поступить так, молодой господин: я угощу вас в том заведении через дорогу, а вы, за то, что едва не сбили меня с ног, поведаете, какова ваша драгоценная фамилия и кто ваш учитель.
– Не смею отказать старшему, – Сун Цзиюй улыбнулся. В долгу он быть не любил, а тут еще и приятное знакомство, отчего бы не выпить вина, тем более что его фляга-горлянка опустела?
– Мое скромное имя – Сун Цзиюй, – представился он, когда они устроились на открытой террасе ресторана. – Я из семьи Сун, меня обучал Лань Сы, мастер из цзянху. Когда-то мой отец спас его во время юношеских странствий, и мастер Лань стал служить ему. Могу я узнать имя благородного господина?
– Вэнь Цзылун, – просто ответил тот. – Позвольте мне выбрать вино. Судя по запаху от вашей фляги… абрикосовое из Цзяннани вам нравится. А пока несут закуски, поведайте мне, на каком поприще хотите состояться. Министерство наказаний?
– Как вы угадали? Слышали о моем отце? – Сун Цзиюй слегка склонил голову набок, разглядывая его. Интересно, кто он такой. Выглядит человеком утонченным и образованным… Вэнь, Вэнь…
Господин Вэнь улыбнулся, налил ему вина.
– Не имел чести знать вашего уважаемого батюшку. Это всего лишь наблюдательность – по столичным улицам ходит множество студентов самого разного толка, но мало кто из них может похвастаться такой ловкостью и статью. Лицо у вас серьезное, взгляд вдумчивый, так что на забияку, бредящего рассказами о цзянху, вы не похожи. Значит, тренируетесь для благородных целей. Приятно знать, что я прав.
– Что вы, что вы, вы меня перехваливаете, – вежливо откликнулся Сун Цзиюй, но уши у него загорелись.
Он поспешно выпил вина.
– Возможно, что и перехваливаю. Разве серьезные молодые люди прыгают по крышам? – невозмутимо отозвался господин Вэнь, но глаза его смеялись.
– С павильона Весны и Осени открывается чудесный вид, – Сун Цзиюй развел руками. – Я лишь неделю назад приехал в столицу и спешу все увидеть.
Он подлил господину Вэню вина.
– Так вы решили пойти по стопам вашего уважаемого отца? – спросил тот, с благодарным кивком принимая чарку.
– С тех пор как отец заболел и вернулся домой, ни дня не проходило без его рассказов о службе. Думаю, я не представляю себе иной жизни.
– Похвально, очень похвально – идти по стопам родителя, – господин Вэнь задумчиво потер подбородок. – Но все же, вы взрослый человек, понимающий, что служба – это не только азарт погони за преступником и удовлетворение от наказания злодеев. Ради чего вы хотите служить? Что можете дать государству?
Сун Цзиюй немного подумал, стоит ли доверять незнакомцу свои сокровенные мысли, но тот был так ненавязчиво доброжелателен, поневоле воспылаешь… симпатией.
– Я хочу искоренить всякое взяточничество и подхалимство, – сказал он, и тут же неприятный холодок поселился в груди. Не слишком ли прямо? Не слишком ли… по-детски? – Нечестное обогащение, раздача должностей за мзду – разве это не нарушает принципы идеального государства?
– Вне всякого сомнения. Однако… Министерство наказаний, как правило, имеет дело с преступлениями низкими: убийствами, грабежом и прочими подлостями. Увы, поток этих злодеяний никогда не иссякает, – господин Вэнь взглянул на него острым, внимательным взглядом. – Если всерьез хотите влиять на судьбы государства, вам больше подойдет цензорат.
Сун Цзиюй не выдержал, опустил глаза.
– Я не смею думать о такой чести. Я знаю свое место, господин Вэнь, – ответил он и не покривил душой: цензоры, даже те, чей ранг был невелик, пользовались особым уважением. Они надзирали за всеми министерствами, имели право подавать доклады непосредственно его величеству. Один росчерк цензорской кисти мог решить судьбу чиновника, отправить на Небеса или в Ад. Кто доверит такой пост выскочке из семьи ненадежных Сунов?
– Скромность похвальна. Однако в Поднебесной не бывает ничего невозможного. Давайте же выпьем за то, чтобы достойные всегда занимали подобающее им место, – господин Вэнь легонько коснулся его чарки своей, словно два лотосовых цветка сошлись на пруду.
Сун Цзиюй улыбнулся. Красивый мужчина пытается искренне его подбодрить – как тут оставаться мрачным? И все же предаваться пустым мечтам не хотелось, поэтому он перевел разговор на литературу. Собеседник его, видно, разбирался в предмете и оживился по-настоящему, а под дружескую беседу и вино потекло рекой.
Господин Вэнь с легкостью цитировал по памяти изящные и красивые песни забытых царств. В ответ Сун Цзиюй, уже слегка пьяный, прочел ему стихотворение эпохи поздней Ци, которое написал анонимный поэт в честь наследного принца. Возможно, опрометчиво было читать стихи придворного поэта прошлой династии, но Сун Цзиюю они очень нравились: в этих строках крылось нечто глубокое и трогательное, как будто поэт знал и любил принца как человека, а не как подданный – правителя…
Он украдкой бросил взгляд на господина Вэня. Тот слушал, подперев голову рукой, глядя вдаль, будто мысли его витали где-то далеко, за городскими стенами. Но вот прозвучала последняя строка, и он вздохнул, улыбнулся печально.