Слуга тигра

– Мне говорили, что вы человек чести, господин Сун. Что вникаете в любое дело. Еще мне говорили, что бесполезно произносить при вас имя министра Чжу. Но мне нечего терять, и всем этим людям тоже. Чжу Фэнлун разорил нас. Если вы не разберете наше прошение, мы все обольемся маслом и сожжем себя у ворот дворца.

Сун Цзиюй в гневе сощурился, но господин Оуян не дрогнул. Его глаза казались холодными обсидиановыми камушками, словно ничего человеческого за ними не осталось. Значит, его угроза не пуста.

Если из-за попустительства цензора Суна накануне праздника Драконьих лодок произойдет самосожжение, какой же он слуга его величеству? Что же делать… Посадить их всех в темницу, чтоб ничего не натворили? Он еще раз проглядел список имен, но тех было слишком много, да и ничего незаконного эти люди не совершили.

– Я подумаю над вашими словами, – сквозь зубы пообещал он, убирая бумаги за пазуху.

* * *

Можно было бы сразу пойти с этим к Лун-гэ и спросить прямо, но Сун Цзиюй знал, что никакого «прямо» не выйдет. В разговорах о чиновничьих обычаях он вяз, как в трясине. Началось все с того случая, когда Лун-гэ при дворе поддержал министра Яна, радевшего о постройке нового храма для хранения рукописных указов его величества, хотя деньги полезнее было бы отправить на содержание войск. Тогда Лун-гэ долго объяснял Сун Цзиюю, что приграничные войска могут прокормиться земледелием, а строительство храма будет выгодно множеству людей. И Сун Цзиюй, уставший от долгих витиеватых объяснений, в конце концов решил поверить, что дело в этом. А вовсе не в том, что министр Ян – тесть Лун-гэ.

Так же он, скрепя сердце, верил, что министру двора приходится принимать дары, хочет он того или нет.

«Так уж устроен свет, – говорил Чжу Фэнлун, когда Сун Цзиюй замечал у него в кабинете очередную яшмовую статуэтку или становился свидетелем того, как слуги заводят в конюшню породистого жеребца. – В молодости, помогая другим, я отказывался от подарков. Однако тех, кому я помог, это мучило, ведь я лишал их возможности выразить благодарность. К тому же, если придворный начнет оказывать бескорыстную помощь, уподобившись бодхисаттве, как скоро его сочтут выскочкой, ставящим себя выше других? А там недалеко до навета и казни. Ведь если кто-то бахвалится честностью, в каком свете он выставляет остальных? Его величество решит, что другие чиновники хуже исполняют свою работу. Неужели ты все еще не расстался с юношескими иллюзиями, Юй-эр? Даже цензор должен понимать, на какие проступки стоит смотреть сквозь пальцы».

Сун Цзиюй любил его, и потому, скрепя сердце, принял, что нет ничего плохого в самом кумовстве и подарках, если они ведут к добру; однако тот случай с глупым министром, а теперь вот дворцовые поставки…

Он решил сам все проверить.

Возле кладовых Запретного города кипела жизнь: как раз прибыла поставка чая, и евнухи устанавливали драгоценные коробки на полки. Когда они ушли, Сун Цзиюй выбрался из укрытия и приподнял крышку на одной из коробок.

Он сразу же понял, что чай не тот, и устрашился. Открыл еще несколько коробок, но ошибки быть не могло.

То же оказалось и с шелком, и с солью… Все было на месте, но качество оставляло желать лучшего.

Неужели Лун-гэ и правда пренебрегает заботой о государе?!

* * *

Ему долго пришлось ждать Лун-гэ – того задержали во дворце. Меряя шагами уютную террасу с бегущим прямо сквозь нее ручейком, Сун Цзиюй раздумывал, что он скажет.

Сразу бросить правду в лицо? Он вспомнил, как прибежал сюда после экзамена, и вновь почувствовал себя круглым дураком, как тогда.

Дождаться ужина и спросить как бы невзначай… Но он знал, что у него все будет написано на лице, что Лун-гэ поймет.

– Юй-эр сейчас протрет дорожку в моем полу, – послышалось у него за спиной. Лун-гэ взошел на террасу, немного усталый, но, как всегда, с улыбкой. Как всегда, рад его видеть…

Сун Цзиюю очень захотелось смолчать. Забыть, сделать вид, что ничего не было.

Он достал из рукава листки с фамилиями.

– Посмотри.

– Разумеется, – Лун-гэ, не глядя, взял листы, свернул и спрятал за пазуху, для верности даже похлопал по груди. Сун Цзиюй не поддался.

– Пожалуйста, посмотри сейчас. Это важно.

Лун-гэ вздохнул.

– Весь день на меня охотились евнухи с такими же бумажками и требовали уважить прямо сейчас. Но от Юй-эра я такого не потерплю. Сперва Юй-эру придется поужинать со мной и выпить сливового вина из Цзяннани, мне как раз его доставили. Помнишь, мы сомневались, его ли подавать к твоему дню рождения? Сегодня и узнаем, – Лун-гэ потрепал его по щеке, как ребенка. – Идем.

Сун Цзиюй, вздохнув сквозь зубы, пошел за ним. Лун-гэ всегда умел его обезоруживать… Впрочем, он сам так не хотел начинать эту ссору!

Вина он так и не попробовал. Сидел напротив Чжу Фэнлуна и разглядывал его, будто видел впервые: подкрашенные басмой, аккуратно уложенные в «крылья ласточки» волосы, улыбчивые глаза, изящные руки, плавные жесты… С возрастом он стал только красивее, его чжицзи, и величественнее; он добился многого и теперь жил в свое удовольствие…

Сун Цзиюй отвел взгляд.