«Вот как, – подумал Сун Цзиюй. – Ну да, люди женятся и заводят детей…» Даже у Лун-гэ были дети. И только он сам был настолько глуп и верен, что даже думать не хотел о жене…
– Юн Аньцзин не узнала вас?
– Узнала, только виду не подала, чтоб меня не смущать. Она уже потом мне в этом призналась, когда я сделался у них постоянным гостем, – мастер Бао надолго задумался, словно решая, стоит ли выдавать все. И кто стал бы его винить – не будешь же изливать душу каждому встречному!
– То, что у нас с ней завязалось… Были бы мы мужчинами, назвались бы побратимами. Но оба понимали, что не семейные чувства у нас. Я никогда не слагал стихов, а тут начал. Шаньюань надо мной так смеялся потом! Он же это умеет, не то что я… Но Юн Аньцзин наплевать было на стихи. Взгляд, прикосновение рукава, и все было понятно. Только вот… Она была человеком чести. Любила и уважала своего мужа. Не терпела разврата и расхлябанности, порядки устанавливала строгие. Жила так, чтоб ученикам не в чем было ее упрекнуть, никогда не нарушала собственных правил.
Тоска стиснула сердце Сун Цзиюя. Каково жить, глядя на возлюбленную и не имея возможности к ней прикоснуться?.. Он вздохнул.
– Так это не правда, что главы Школы пика Баошань служили при дворе?
– Служили. Когда нам с Юн Аньцзин невмоготу стало друг друга мучить… Она решила уехать. Попросила меня устроить их с мужем во дворец по знакомству, император как раз искал придворных алхимиков. Шаньюань помог, и Юн Аньцзин отправилась в столицу. С мужем и ребенком, понятно. Да… сына тоже потребовали взять. Император был человеком подозрительным, ему нужен был заложник… А дальше ты, пожалуй, знаешь. Юн Аньцзин и ее мужа оклеветали. Шаньюань помог им с сыном бежать.
Мастер Бао встал, подошел к окну, будто до сих пор надеялся разглядеть неумолимо удаляющуюся повозку.
– Последнее, что она мне сказала, покидая пик Баошань… «Кэцин, мой Кэцин… Если б только мы узнали друг друга раньше!» И все. Больше мы не виделись никогда.
Сун Цзиюй помолчал. Что за печальная история. Ясно, отчего мастер Бао предпочел отшельничать… Однако кое-что привлекло его внимание.
– Вы сказали, это Ху Мэнцзы все устроил?
– Ну да, он же был советником императора и наставником наследного принца Чжунхуа, – мастер Бао тряхнул головой, обернулся. – Все хвастался, какой его сяо Хуа умелый воин, какой благородный, да умный, да красивый… Мол, дай срок, он всех в Поднебесной затмит. Засияет, что та жемчужина из восточных морей.
– Понятно, – сухо откликнулся Сун Цзиюй.
Мастер Бао покосился на него:
– Что, ревнуешь?
– С чего бы мне ревновать? Ху Мэнцзы мне никто. – Сун Цзиюй сел, потрогал голову. Ничего не болело больше, и прическа была неожиданно идеальной, волосок к волоску. Вот так магия.
– Не делай вид, что тебе все равно. Я видел, как тебе с ним весело было в «Приюте ласточки». Дразнили вместе беднягу сяо Ма.
– В тот момент я еще не знал, что тигр хочет лишь сожрать мою печень, – Сун Цзиюй поморщился и поднялся.
– А может, он хотел тебя спасти. – Мастер Бао хмыкнул: – Он все же шэнь, а не тигр-людоед.
– Он сам так сказал, – Сун Цзиюй пожал плечами.
Мастер Бао тяжело вздохнул.
– Вот что, Цзиюй. Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы пожаловаться. А для того, чтобы ты понял: если Шаньюань тебе не противен, не отталкивай его. Даже для призраков и духов бывает поздно.
– Я его не отталкивал. Это он оттолкнул меня, – ровно ответил Сун Цзиюй. Еще раз пригладив и без того идеальные волосы, он поклонился мастеру Бао и вышел из павильона.
Солнце светило уже мягче: перевалило за полдень. Долго же он провалялся. Нужно как можно скорее отправляться в город, но сначала…
Он немного побродил по поместью, пока не нашел, куда попрятались все лисы. После вспышки тигриного гнева они забились в сарай и спали там тесной кучей.
– Эй, – позвал Сун Цзиюй. – Где заперли Ли Пятого?
– Мы не знаем! Мы не знаем! – загалдели они, отворачиваясь, пряча морды в мех друг друга.
Сун Цзиюй не стал настаивать. Они, наверное, теперь вообще с ним связываться не станут…
Он поблуждал еще и наконец нашел кухню. Как он и думал, лао Ли был там.
– Где заперли Ли Пятого? – со вздохом спросил Сун Цзиюй.
Старый лис быстро посмотрел по сторонам и зашептал, закрывшись рукавом:
– В подвале, господин, в винном погребе. Сидит в клетке, как и было велено. Вы уж его простите, неразумного щенка, что подвел вас под наказание! Господин Ху обычно и не замечает нас, грех жаловаться! Впервые его таким сердитым вижу!
– Дайте мне что-нибудь, что любит ваш сын.
Рассовав по карманам сладости, он спустился в винный погреб и подошел к клетке, такой маленькой, что даже не превратиться.
– Ли Пятый, – позвал он тихо. И сунул между прутьев печенье.
Прохладный нос ткнулся ему в ладонь, горячий язык слизнул печенье и принялся вылизывать пальцы, будто говоря: «Ты не виноват».
Сун Цзиюй вздохнул и почесал его за ухом.
– Я добьюсь того, чтобы Ху Мэнцзы тебя выпустил. Если в нем есть хоть капля человечности, он меня послушает.