За годы в Кировском мне повезло видеть много талантливых людей и знаменитых личностей своего времени — в их числе Галина Уланова, Марго Фонтейн, Жак Дамбуаз. У Дамбуаза была потрясающая фигура — просто Аполлон, и он был отличным партнером. Он приезжал с гастролями парижской труппы Гранд Опера. Считаю, что в те годы это был их лучший танцовщик. И Марго Фонтейн у нас танцевала, приезжала с лондонским Ковент Гарден. Я видел этих артистов на сцене, когда работал в театре. И в репетиционном зале в Вагановском наблюдал, как они занимались уроком.
Кстати, на одном из зеркал в этом балетном зале, где проходили в наше время уроки солистов, стояла подпись императора Николая II. Якобы, он черкнул бриллиантом. Во всяком случае, так говорят. После одного из ремонтов этого зеркало убрали. Николай был покровителем Театральной школы и всех театров, щедро их финансировал.
Из ярких встреч вспоминаю, что как-то раз в Кировском на сцену после спектакля «Спартак» пришли великая оперная певица Мария Каллас, американский президент Ричард Никсон и наш министр иностранных дел Андрей Громыко. Громыко пошутил, что они с Никсоном похожи. Это было комично — советский политический деятель похож на президента США. Громыко немного скривил губу, как Никсон, изображая внешнее сходство.
Я бы не сказал, что Каллас была красавицей. У нее был длинный — типичный испанский или греческий — нос. Но потрясающие глаза — черные, большие, выразительные. Было такое впечатление, как будто она видела всех сразу. Она была маленькая, но очень сильная женщина, с необыкновенной энергетикой. Она скромно стояла в уголке, рядом с кулисой, в общей беседе не участвовала, только слушала. После этого я много читал о Каллас. В нее влюблялись десятки мужчин. И когда она пела, это была просто фантастика — например, «Богему». В Италии и в Европе много хороших певиц. Мне рассказывали, что некоторые певицы увольнялись из театра, после того как Каллас исполняла какую-нибудь партию.
Встречался я с актером и режиссером Олегом Ефремовым. В гостинице в Москве был прием. Я задержался в коридоре, увидел, как у зеркала причесывается высокий красивый мужчина. Я его сразу узнал. Не зря им так интересовались женщины, он был очень видный. Насколько я знаю, у него был серьезный роман с министром культуры Екатериной Фурцевой, который закончился по его инициативе. И, по-моему, у нее были очень сильные к нему чувства. Фурцева в свое время была членом политбюро. В тот момент так сложилось, что несколько партийных деятелей сговорились и хотели снять Хрущева. Фурцева была с ним в хороших отношениях. Поняв, что против Хрущева такое затевают, она с одного из совещаний вышла под предлогом, что ей нужно в туалет, и позвонила маршалу Жукову. Потом Жуков, Конев и кто-то еще выступили за Хрущева, и он остался. Саму Фурцеву в итоге, можно сказать, разжаловали. Потому что должность министра культуры после члена Политбюро — это фактически понижение.
Судьба так сложилась, что мы дважды летели с Фурцевой в одном самолете — в Молдавию и в Азербайджан. Мы видели, что ее автобус подгоняли прямо к самолету. Там были сняты сиденья, установлен стол, напитки и закуски — ее провожал генералитет. Кроме Фурцевой с нами летали еще Зыкина, Пьеха — известные наши деятели и артисты.
Помню, как Фурцева вошла в самолет во время поездки с Кировским театром в Молдавию. У нее была очень хорошая фигура. На ней было черное платье, на груди — большая бриллиантовая брошь. Она держалась очень непринуждённо, вместо стандартного «здравствуйте» сказала: «Привет, Кировцы!», это было очень эффектно. Надо сказать, что в период ее руководства очень многое было сделано для русского искусства. Фурцева продвигала отечественную культуру за рубежом.
Запомнились мне и забавные истории, почти анекдоты, из тех лет. Был, к примеру, смешной случай в Большом театре. Там очень строгая пропускная система на служебном входе. Здесь надо заметить, что два ведущих тенора середины прошлого века — Сергей Лемешев и Иван Козловский — друг друга не любили и чуть ли не враждовали. Они пели одни и те же партии. Однажды Козловский пришел без пропуска и сказал на входе: «Я — Козловский!», подразумевая, что его и так должны пропустить. На что вахтер ему ответил: «Я самого Лемешева не пускаю без пропуска». Это был для Козловского «удар ниже пояса».
Помню, как-то в Париже, на выходе из театра Гранд Опера, меня остановил мужчина невысокого роста — это оказался Ролан Пети. Он спросил на французском: «Художественный руководитель Сергеев еще в театре?». Я ответил: «Да». Вот такая мимолетная встреча с гениальным хореографом нашего времени. Я прожил много лет в кругу известных творческих людей, с кем-то встретившись по случайности, с другими — дружа и много лет работая бок о бок. И благодарен за каждую встречу.
Глава 5
После кировского. ДК Горького. Театр детского балета
Расскажу немного и о том, чем я занимался после театра.