Мне довелось работать в художественной гимнастике, около трех лет я преподавал в школе олимпийского резерва, на Будапештской улице. Тренер была чемпионка олимпийских игр. И мне было, что почерпнуть у спортсменов и в большом спорте. В основном я им давал балетный «станок» и немного середину — неполный урок. Время для занятия у них было обычно ограничено, они должны были отрабатывать разные свои элементы. Помню, у меня занимались способные девочки, даже 6-7-летние — очень продвинутые. И отдача была серьезная — все-таки, спортивный подход, где каждый хочет быть лучше других. Когда они делают экзерсис, знают, что надо стоять выворотно, тянуть колени, хоть они и не балерины. В художественную гимнастику берут заниматься их с четырех лет, а сейчас, кажется, уже и с трех. И дети очень много и с самоотдачей трудятся.
Я делал им программу, ставил хореографию. Мучился, слушал музыку, сочинял номер. А они потом все «выбрасывали», вставляли свои обязательные элементы всего танцевальных элементов, а от моей постановки оставались только начало и конец. Подход у них очень отличается от балетного. В балете очень отталкиваются от самой музыки, ее нюансов, характера. А в гимнастике может играть разная музыка, а они все равно будут — чисто, без ошибок — делать свои элементы, вне зависимости от музыкального сопровождения.
Случались и тяжелые моменты после театра. Какой-то период я преподавал в четырех коллективах сразу. Были такие правила: у меня была пенсия 120 рублей, и к ней я мог зарабатывать не больше 120 рублей сверху. А у меня были финансовые обязательства, и вот я старался успевать и тут, и там. И в художественной гимнастике, и с фигуристами, и в школе, где могло быть пятьдесят учеников сразу. И все равно, бывало, сидел какое-то время на одних пельменях. Правда, часто удавалось подзаработать — в некоторых местах мне платили напрямую. А вот официальные доходы — как и покупка жилья, например — были очень ограничены. Я крутился, как мог, использовал возможности, которые предоставлялись. В те годы ведь еще даже кооперативную квартиру нельзя было просто так купить — это право предоставлялось, если у семьи было меньше семи метров жилплощади на одного человека. И все равно покупка была делом непростым.
Были, кроме гимнастики и ДК Горького, разные интересные работы. Я ушел на пенсию после двадцати положенных артисту балета лет, когда давали заслуженную пенсию. Я уже заранее знал, что хочу закончить танцевать, преподавать, может быть, ставить. Достаточно скоро я стал худруком Народного театра, студии в ДК Горького. А потом Константин Рассадин — в прошлом солист Мариинского театра — пригласил меня в «Балет на льду», где он являлся художественным руководителем. Тогда «Театра детского балета», которому я посвятил много лет и труда, еще не существовало.
«Балет на льду» — это был большой коллектив, больше ста человек. Мне было очень интересно — хотелось попробовать работать со взрослыми. Я стал там арт-директором, а если говорить «по-театральному» — заведующим балетной труппой. Моя задача была — контактировать с солистами, администрировать и улаживать разные ситуации, решать организационные вопросы. С кордебалетом, конечно, тоже приходилось общаться. В этой работе как: одному надо одно, другому — другое. Например, если в зале было меньше восьми градусов, артисты имели право не выходить на лед — нужно было за этим следить. В «Балете на льду» я научился работать с людьми. Каждый артист — индивидуальность, каждый считает себя лучшим, требует подхода. Константин Рассадин дал мне три месяца, чтобы я во всем разобрался и адаптировался, но я сказал: «Не надо, мне хватит месяца». И, действительно, месяца мне хватило, чтобы понять, что к чему.
Коллектив «Балета на льду» состоял из фигуристов: в основном, это были кандидаты в мастера, чемпионы Советского союза. Работали даже чемпионы мира и Олимпийских игр — Алексей Уланов и Людмила Смирнова. Для них был поставлен номер «Дон Кихот». Я с ними репетировал, приходилось делать замечания, в основном — по форме рук и кистей. Руки и кисти — это «бич» и для всех балетных театров; надо, чтобы артисты доделывали позы, и нам тоже нужно было доводить все до ума, хоть это и не балет. Фигуристы и нашим балетным экзерсисом занимались, хотя редко, они это не очень любили. Интересно, что у нас выступали две девочки из Вагановского. Они не смогли никуда устроиться, научились кататься, и потом вполне успешно работали в кордебалете.
Я пошел в «Балет на льду» во многом, потому что мне хотелось поездить по стране. Я ведь с Мариинским театром объехал весь мир. И уже тогда мне хотелось создать свой театр, возить детей туда, где сам раньше бывал. С «Балетом на льду» я путешествовал по всей России: Москва, Ташкент, Красноярск… В основном, гастролировали в тех городах, где есть искусственный лед. Часто площадки были на десять тысяч зрителей. Например, до нас там был концерт Пугачевой с Киркоровым, а через пять дней — мы. В Москве выступали по месяцу. Труппа наша была очень популярна.