Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Помимо чисто светских мероприятий, в 1925–1926 годах Тэффи участвовала в мероприятиях по сбору средств, в том числе в их с Ремизовым совместном литературном вечере, ради которого в конце марта 1926 года они ездили в Брюссель. Адресованные Ремизовым записки Тэффи, написанные перед этим событием, ярко иллюстрируют ее неорганизованность. Сначала она сообщила, что забыла имя и отчество устроительницы вечера; затем написала, что потеряла адрес брюссельской гостиницы, где они должны были остановиться, добавив, что опаздывает, потому что «простужена, как пес!»[418].

В целом конец 1920-х годов изобиловал культурными мероприятиями, спонсируемыми парижскими русскими, и Тэффи была завалена приглашениями. Приглашения продолжали поступать даже тогда, когда в мае 1926 года она лечилась в Виши от «болезни почек» (от которой вскоре поправилась): как она жаловалась Зайцевой, ее звали «то на съезд суфражисток, то на всякие юбилеи». В один такой типичный день, 31 октября 1926 года, «Вечеру оптимистов» Тэффи и Дон-Аминадо пришлось конкурировать с тремя публичными лекциями, парой концертов и собраниями Русского химического общества, Русского студенческого христианского движения, Республиканско-демократической ассоциации и Общества офицеров-артиллeристов [Мнухин 1995–1997, 1: 278–279][419]. Пиком сезона 1926 года стал состоявшийся 12 декабря гала-концерт, посвященный 25-летию творческой деятельности Зайцева. Как сообщалось в «Последних новостях», «чествование явилось подлинным праздником русской культуры за рубежом»[420]. Однако вечер Тэффи в феврале следующего года вышел за пределы русского эмигрантского мира, так как в нем приняла участие звезда американского варьете и любимица Парижа Джозефина Бейкер[421].

Тэффи также пользовалась некоторыми интеллектуальными возможностями, предоставлявшимися жизнью в эмиграции. Она и Тикстон были поклонниками выдающегося религиозного философа Б. П. Вышеславцева (1877–1954) и с ноября 1925 года по апрель 1926 года посещали цикл его лекций «Социальная философия христианства» [Мнухин 1995–1997, 1: 211, 232, 233, 238, 240, 249]. (Впоследствии он отзывался о них как о своих бывших «верных слушателях»[422].) Судя по одноименной брошюре, Вышеславцев осуждал коммунистический материализм и искал истинные корни социальной справедливости и равенства в христианской любви и добровольно приносимых жертвах [Вышеславцев 1929]. Должно быть, Тэффи, разочарованная в советском «решении», но выражавшая в своих произведениях глубокую обеспокоенность по поводу положения бедных и угнетенных, считала убедительными рассуждения Вышеславцева по поводу христианской справедливости и равенства.

В конце 1926 года, после того как Тэффи стала регулярно писать для парижской газеты «Возрождение», в которой время от времени печаталась с момента ее основания в июне 1925 года, ее финансовое положение стало более устойчивым. В ноябре 1926 года она неохотно согласилась на предложение редактора «Возрождения», уважаемого экономиста и политического деятеля П. Б. Струве (1870–1944), платить ей по 300 франков за «юмористическую миниатюру около 150 строк» (хотя она запрашивала по 400)[423]. Струве удалось привлечь в газету нескольких лучших писателей и философов эмиграции, благодаря чему у нее оказалось множество читателей, по числу которых она уступала только «Последним новостям» [Ломоносов 1997–1999][424]. Сам Струве покинул свой пост в 1927 году в результате конфликта с издателем, бывшим нефтяным магнатом А. О. Гукасовым (1872–1969), и политика газеты, изначально умеренно консервативная, стала более жесткой и реакционной. Впрочем, ее литературный раздел по-прежнему оставался очень мощным[425].

Теперь, когда положение с работой у нее стало более надежным, Тэффи наконец-то решила расстаться с жизнью в гостиницах и летом 1927 года въехала в свою первую парижскую квартиру в доме 25 по бульвару Гренель, недалеко от советского посольства. Теперь она могла принимать у себя более широкий круг друзей, среди которых Зайцевым по-прежнему принадлежало особое место. Их часто приглашали в загородные поездки на машине Тикстона и на трапезы в местных ресторанах (естественно, расплачивался за все состоятельный Тикстон). Зайцева писала Буниной об одной такой поездке в Булонский лес, после которой Павел Андреевич угощал их в «Rôtisserie Périgourdine», и в заключение отмечала: «Тэффи мне как родная. Ничего я от нее, кроме хорошего, не вижу»[426].

Портрет Тэффи в 1920-е годы. Личные документы Тэффи; любезно предоставлено Бахметьевским архивом Колумбийского университета.