Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

В самом деле ожидалось, что Бунин поделится полученной премией, и он действительно пожертвовал 10 % на русских писателей и русские организации, но это лишь вызвало широкие разногласия, особенно потому, что Бунин предоставил распределение средств комитету[518]. Тэффи написала о своей уверенности в том, что он лично решил преподнести ей «царственный подарок» (предположительно 2000 франков)[519]. Она также получила пару перчаток от Веры и ответила, что «очень тронута» тем, что, «несмотря на усталость и занятость… вы нашли время и охоту» сделать «такой милый подарок»[520].

Радость Тэффи по поводу присужденной Бунину премии была омрачена смертью брата, генерала Лохвицкого, последовавшей 5 ноября[521]. На его похоронах присутствовало множество высокопоставленных военных чинов и бывших русских аристократов, а великий князь Кирилл (1876–1938), двоюродный брат последнего императора, прислал венок[522]. Судя по замечаниям Тэффи, отправленным Амфитеатрову, смерть Николая стала для нее не очень сильным ударом, и она, безусловно, не разделяла политических взглядов брата: «Брата мне жаль, но я не была с ним близка и редко его видела. <…> Он был добрый малый, но сноб и… кирилловец [поддерживал Кирилла в его притязаниях на российский престол]!» Тем не менее его смерть, в довершение всех прочих огорчений, могла стать для нее причиной еще одного периода плохого самочувствия: «Я безумно устала, – писала она Амфитеатрову. – От переутомления у меня бессонница, мигрень и нервная крапивница, которая налетает, как вихрь, покрывает меня красными полосами с белыми волдырями, которые чешутся до истерики. Часа через два все так же мгновенно исчезает».

Тэффи на групповой фотографии в редакции «Иллюстрированной России» после получения Буниным Нобелевской премии, 1933 год. Бунин – четвертый справа, слева от него – Марк Алданов. Личные документы Зеелера; любезно предоставлено Бахметьевским архивом Колумбийского университета.

Конец 1933 года принес новые неприятности. Скончался еще один родственник, кузен Евгений Давыдов, что повлияло на нее сильнее, чем смерть брата: «Очень милый, – писала она о нем Бунину. – Все меньше на свете людей, для которых я “Надя”, “Надя Лохвицкая”»[523]. Кроме того, ей был нанесен тяжелый финансовый удар, когда «Возрождение» объявило о половинном сокращении гонораров своим сотрудникам. В начале нового года она написала Амфитеатрову: «Это нагромождение ужасов так антихудожественно со стороны судьбы, что уже напоминает какой-то спектакль Grand Guignol дурного тона».

Начиная с весны 1934 года Тэффи также немного подрабатывала, возобновив сотрудничество с «Сегодня», но скудный дополнительный доход служил слабым подспорьем, особенно потому, что минувшей осенью она переехала в более просторную квартиру в большом, элегантном доме на бульваре де Версаль. Это могло бы показаться экстравагантным, учитывая стесненные обстоятельства Тэффи, но дополнительная площадь была необходима, чтобы разместить Тикстона, который съехался с ней в ту зиму, как раз в тот период, когда его состояние неуклонно ухудшалось. Дополнительное бремя оказалось до такой степени невыносимым, что ей, как она писала Амфитеатровым, пришлось «держать экзамен на ангела», хотя она вовсе не годилась для такого призвания: «Беда в том, что ангелы существа бесплотные, а я плотная и у меня все болит и устала я до волчьего воя». Здоровье самой Тэффи оставляло желать лучшего, и в феврале, в третий раз заболев гриппом, она жаловалась: «Живу как пес. Через силу. В безденежье, в заботах, работах и печалях. Даже смешно. Скольжу по наклонной плоскости». Она продолжала использовать анималистические образы для описания своего все более ухудшающегося положения, на Пасху сравнив себя с лошадью из «Преступления и наказания», которую хлестали по глазам, а позднее, той же весной или летом, – с псом, издыхающим «от безумного переутомления. Нечеловеческого. <…> Забот и работ свыше мер, свыше сил».