— Не каждый хочет решиться, — Пескова сидела, не опираясь на спинку стула, прямо, словно только что вышла из стен Смольного института, где внушали, что достоинство должно всегда сочетаться с покорностью. И надо самой воспитаннице найти эту грань. — Но мне кажется, вы, Владимир Гаврилович, не для светских бесед меня… пригласили, — по её губам опять скользнула улыбка.
— Именно так.
— Как я понимаю, Алёшенька сегодня нашумел и навёл в вашем заведении немного… беспокойства, — она наконец подобрала слово.
— Ты права. Вершинин сегодня попытался пошуметь, — теперь улыбнулся и Филиппов, — но особого успеха не достиг.
— Он жив? — в глазах Песковой на миг мелькнуло беспокойное чувство, которое сразу же исчезло.
— Да как сказать, — начальник сыскного отделения, не отводя взгляда, смотрел в глаза девицы.
Пескова молчала, снова надев маску равнодушия.
— Да, — сказал Филиппов, — он жив, но легко ранен.
— Ранен, — вздох облегчения, потом Мария сощурила глаза. — Вы его арестовали?
— Увы, он скрылся.
Пескова хмыкнула, потом улыбнулась уголками губ.
— Алексей всегда был шустрым, — наклонила голову вправо, потом влево, словно хотела рассмотреть Филиппова со всех сторон. — Значит, вы хотите, чтобы я помогла его поймать?
Владимир Гаврилович молчал.
— Стало быть, я права. — Опять пауза. — Только зачем мне это нужно?
— Мы всё равно его арестуем…
— Но он попортит вам крови, любезный Владимир Гаврилович…
— Следовательно, ты помогать нам не хочешь?
— А зачем? — Девица смотрела на него лукавым взглядом. — Мне он больше нужен на свободе, нежели в соседней камере.
— Разговора у нас не получится?
— Не получится.
— Хорошо. Сегодня поднята на ноги вся полиция, портреты розданы каждому стражу порядка, околоточные предупредили дворников, сыскные агенты задействовали осведомителей. И ты думаешь, Вершинин сможет долго скрываться? — И добавил тихо, улыбаясь: — Тем более его держишь ты.
— Я?
— Да, и ты прекрасно это знаешь. Поэтому можешь молчать, а я использую тебя как наживку, и ты, голуба моя, ничего поделать не сможешь.
— Вы… — Марии не хватило дыхания, она покраснела и сощурила глаза.
— Да, дорогая моя, будешь моей наживкой, останешься сидеть в одиночной камере и думать о жизни, о том, что сгубила тебя жадность и что ты не смогла помочь своему… хахалю.
3
— Василий Егорович, я не буду вас уговаривать и агитировать. У меня нет ни времени, ни желания. Поверьте, есть дела поважнее, чем пустые разговоры.
Ферапонтов за прошедшую ночь не сомкнул глаз: одолевали мысли, и одна страшней другой. Под утро, когда раздались выстрелы, и показалось, что услышал вдалеке голос Алёшки, поселилась в сердце надежда, а потом шум и… тишина.
— Я просто устал, — Василий Егорович отёр ладонью лицо, — устал от такой жизни.
— Где может скрываться Вершинин? — перебил бандита Филиппов.
— Не знаю, — увидев сощуренные глаза начальника сыскной полиции, быстро заговорил: — Господин начальник, я действительно не знаю. Алёшка слишком скрытный и всегда имеет в голове своих тараканов.
— Ну, у вас же были планы на случай арестования?
— Господин начальник, — смутился Ферапонтов и опустил взгляд на руки, — мы всегда считали себя умнее полицейских.
— Василий Егорович, для меня это не новость, — Филиппов позволил себе улыбнуться.
— Я понимаю…
— Стало быть, вы не знаете, где может скрываться Вершинин, и тем более не в курсе его планов?
— Совершенно верно.
После допросов Филиппов вызвал дежурного чиновника и приказал найти Петровского. Через четверть часа тот прибыл.
— Вызывали, Владимир Гаврилович? — Леонид Константинович держал в одной руке какую-то папку, в другой трость.
— Садитесь, — кивнул головой начальник сыскной полиции, дописывая последнее слово в документе. Поднял взгляд на Петровского. — Леонид Константинович, у меня к вам один деликатный вопрос. Мы открыли, так сказать, охоту на небезызвестного Алексея Вершинина, который… Ладно, я что-то стал повторяться, — Филиппов сжал губы, потом продолжал: — Леонид Константинович, послушайте и скажите, прав ли я. Вершинин поставил лично мне ультиматум, но не уверен, что я пойду ему навстречу. Но надежда всегда остаётся, поэтому я бы на месте нашего преступника расположился там, где мог бы следить за входом в сыскное отделение. Следовательно, чтобы не примелькаться, расположился бы в парадной.
— Но парадные не совсем подходят. Жильцы, увидев стороннего человека, нажалуются дворнику или городовому…
— Здесь вы правы. А как вам вариант с крышей?
— Нет, тоже сомнителен. Надо найти дом, где открыт вход на крышу, пробраться в дом, чтобы никто не видел. Здесь тоже сомнительно, хотя… Человек предполагает, а Господь…
— Не будет же он целыми днями находиться на виду.
— В экипаже?
— Хотя бы… — Филиппов откинулся на спинку кресла.
— Владимир Гаврилович, я подберу двух-трёх толковых агентов и поставлю им задачу, а они уж посмотрят, где и как может Вершинин расположиться, чтобы иметь возможность следить за входом.
— Леонид Константинович, — начальник сыскной полиции облизнул губы, — здесь есть ещё одна неприятность.
— Ну, к таким вещицам мы с вами привыкли, — усмехнулся Петровский.