- Он носил корону из шипов, - сказал он с ноткой изумления. - Все хотят быть королями, - продолжал он, - но в каждой короне есть шипы.
- Я сказал Эдварду, что корона тяжела, очень тяжела. И последнее, - он отвернулся от картины и поднял левую руку, я понял, что ему стоило усилий оторвать свою жалкую руку от молитвенника.
- Я хочу, чтобы ты дал клятву верности Эдварду. Так я смогу умереть, зная, что ты будешь сражаться за нас.
- Я буду сражаться за Уэссекс, - сказал я.
- Клятву, - сказал он сурово.
- И я дам клятву, - сказал я. Его проницательные глаза уставились на меня.
- Моей дочери? - спросил он, и я заметил, как Осферт замер.
- Твоей дочери, господин, - согласился я.
Мне показалось, что он вздрогнул.
- По моим законам, лорд Утред, прелюбодеяние - не просто грех, но и преступление.
- Так ты все человечество превратишь в преступников, господин.
Он слегка улыбнулся в ответ.
- Я люблю Этельфлед, - сказал он, - она всегда была самой энергичной из моих детей, но не самой послушной, - его рука упала обратно на молитвенник. - А сейчас оставь меня, лорд Утред. Возвращайся завтра.
Если он еще будет жив, подумал я. Я преклонил перед ним колени, а потом мы с Осфертом ушли. Мы молча шагали по закрытому дворику, где последние летние розы роняли лепестки на сырую траву.
Мы сели на каменную скамейку и слушали скорбные песнопения, которые отдавались эхом из коридора.
- Архиепископ хочет моей смерти, - произнес я.
- Я знаю, - отозвался Осферт, - поэтому я пришел к отцу.
- Я удивлен, что тебе позволили увидеться с ним.
- Мне пришлось поспорить со священниками, которые его охраняли, - сказал он с полуулыбкой, - но он услышал спор.
- И позвал тебя к себе?
- Послал священника, чтобы тот вызвал меня.
- И ты сказал ему, что со мной происходит?
- Да, господин.
- Спасибо, - сказал я. - И ты заключил мир с Альфредом?
Осферт невидящим взглядом посмотрел в темноту.
- Он сказал, что сожалеет, господин, что я тот, кто я есть, сказал, что это его вина и что он замолвит за меня словечко на небесах.
- Я рад, - вымолвил я, не зная, как еще отреагировать на эту чепуху.
- А я сказал ему, господин, что если Эдвард будет править, то ты ему понадобишься.
- Эдвард будет править, - отметил я, а потом рассказал ему про леди Эгвинн и близнецов, скрытых в женской обители. - Эдвард сделал лишь то, что сделал его отец, - сказал я, - но это принесет неприятности.
- Неприятности?
- Эти дети законные? - спросил я. - Альфред считает, что нет, но однажды он умрет, а Эдвард может заявить совсем другое.
- Господи! - сказал Осферт, предвидя дальнейшие трудности.
- Что следует сделать, - заметил я, - так это задушить маленьких бастардов.
- Боже! - Осферт был потрясен.
- Но они этого не сделают. Твоя семья никогда не была достаточно безжалостна.
Дождь усилился, капли ударялись по черепице и соломе, из которых была сделана крыша дворца. Не было ни луны, ни звезд, только облака во тьме и проливной дождь, а ветер вздыхал о покрытой лесами башне новой церкви Альфреда.
Я пошел к обители Святого Хедда. Стража ушла, в проходе было темно, я стучал в дверь монастыря, пока не дождался ответа.
На следующий день короля со его кроватью переместили в больший зал, в котором Плегмунд со своими приспешниками хотели вынести мне приговор. Корона лежала на постели, в ее сверкающих изумрудах отражался огонь, наполнивший комнату дымом и теплом.
В помещении было полно народа и воняло мужским телом и разлагающейся королевской плотью. Там был епископ Ассер, а также Эркенвальд, но архиепископ, очевидно, нашел себе еще какое-то занятие, которое отвлекло его от присутствия у короля.
Здесь находилось и множество западно-саксонских лордов. Одним из них был Этельхельм, чья дочь должна была выйти замуж за Эдварда.
Мне нравился Этельхельм, стоящий позади Элсвит, жены Альфреда, которая не знала, что возмущает ее больше - мое существование или странная истина - что Уэссекс не признает ее ранг.
Она злобно меня рассматривала. Дети жались у нее по бокам. Этельфлед в свои двадцать девять была старшей, затем шел ее брат Эдвард, потом Этельгифу и младший, Этельверд, шестнадцати лет.
Эльфтрит, третьей дочери Альфреда, здесь не было, потому что она была замужем за королем за морем, во Франкии. Над головой моего дорогого старого друга отца Беокки, ныне согбенного и седого, возвышался Стеапа.
Брат Джон и его монахи тихо пели. Не весь хор состоял из монахов, там были и мальчики в бледных полотняных одеждах, и я с изумлением узнал в одном из них своего сына Утреда.
Должен признаться, я был плохим отцом. }Я любил двух своих младших детей}, но мой старший, который по семейной традиции унаследовал мое имя, был загадкой. Вместо того, чтобы учиться искусству битвы на мечах или управляться с копьем, он стал христианином.
Христианином! И теперь вместе с другими мальчиками церковного хора он пел как птенчик. Я глазел на него, но он упорно избегал моего взгляда.