Этельволд проиграл свою жалкую попытку быть признанным в качестве короля Уэссекса, но он не сдался. Народ его собственных владений не поддержал его, у него была лишь небольшая группа сторонников, так что он сбежал туда, где сможет найти мечи, щиты и копья. Он хотел отправиться на север, к датчанам, и у него было только две возможности, насколько я понимал.
Он мог поскакать по земле, надеясь обойти небольшое войско, которое Эдвард привел в Уимбурнан, или он мог поехать на юг, где его, возможно, ожидала лодка. Я отмел эту вероятность.
Датчане не знали, когда умрет Альфред, и ни одна их лодка не осмелилась бы задержаться в водах западных саксов, так что маловероятно, что какая-либо лодка ждала, чтобы прийти на помощь Этельволду. Теперь он был сам по себе, что означало, что он попробует проехать по земле.
И я преследовал его, или, лучше сказать, я наугад прокладывал себе путь во тьме. Той ночью светила луна, но отбрасываемые ей на дорогу тени были черны, и ни я, ни лошадь не могли как следует разглядеть путь, так что мы двигались медленно. В некоторых местах, как мне показалось, я различил свежие следы копыт, но не был в этом уверен.
Дорога была грязной и покрыта травой, широкий путь пастухов между живыми изгородями и высокими деревьями, она шла вдоль реки и изгибалась на север. В один момент в ночи я подъехал к деревне и заметил свет в хижине кузнеца.
Мальчик подбрасывал дрова в топку. Такова было его работа - поддерживать огонь горящим в ночи, и он съежился, когда увидел меня во всем воинском блеске, мой шлем, кольчуга и ножны сверкали в пламени, освещавшем грязную улицу.
Я остановил лошадь и посмотрел на мальчика.
- Когда я был в твоем возрасте, - сказал я из-под шлема, закрывавшего щеки, - я, бывало, наблюдал за углями. Моя работа заключалась в том, чтобы затыкать дыры мхом и мокрой землей, если просачивался какой-либо дым. Я наблюдал всю ночь. На такой работе бывает очень одиноко.
Он кивнул, все еще слишком напуганный, чтобы что-либо сказать.
- Но была девушка, которая наблюдала вместе со мной, - сказал я, вспоминая в темноте Бриду. - У тебя есть девушка?
- Нет, господин, - ответил он, теперь уже стоя на коленях.
- Девушки - это лучшая компания, чтобы скрасить одиночество по ночам, - заметил я, - даже если они не слишком разговорчивы. Посмотри на меня, мальчик, - он склонил голову, возможно, в благоговенном страхе. - А теперь скажи мне кое-что, - продолжал я, - здесь проезжали какие-нибудь люди? С ними должна была быть женщина.
Мальчик ничего не ответил, просто уставился на меня. Моей лошади не нравился жар от печи или, может быть, едкий запах, так что я похлопал ее по шее, чтобы успокоить.
- Эти люди велели тебе молчать, - сказал я мальчику, - они сказали, что ты должен сохранить тайну. Они тебе угрожали?
- Он сказал, что он король, милорд, - мальчик почти прошептал эти слова.
- Настоящий король неподалеку, - сказал я. - Как называется это место?
- Бланефорд, господин.
- Выглядит неплохо. Так они поскакали на север?
- Да, господин.
- Давно?
- Недавно, господин.
- А эта дорога ведет в Скиребурнан? - спросил я, пытаясь вспомнить эти места, находящиеся в сердце Уэссекса.
- Да, господин.
- Сколько их было?
- Дик и мимп, господин, - сказал он, и я понял, что это был его способ считать, отличный от того, к которому привык я, и он был достаточно сообразителен, чтобы тоже это понять, поднял все пальцы, а потом только одну руку. Пятнадцать.
- Среди них был священник?
- Нет, господин.
- Ты хороший парень, - сказал я, и он таким и был, потому что обладал достаточным умом, чтобы считать, Я бросил ему кусок серебра. - Утром скажи своему отцу, что ты встретил лорда Утреда из Беббанбурга и исполнил свой долг перед новым королем.
Он таращился на меня своими широко открытыми глазами, когда я повернулся и поскакал к броду, где позволил лошади немного попить, а затем пришпорил и направил ее вверх по холму.
Я помню, как подумал, что мог бы умереть той ночью. У Этельволда было четырнадцать товарищей, не считая Этельфлед, и он должен был знать, что за ним гонятся.
Я полагаю, он думал, что всё войско Эдварда двинется наощупь в ночь, но если бы он знал, что это был лишь одинокий всадник, он безусловно устроил бы засаду, и меня сбили бы мечами наземь и изрубили бы на куски при свете луны.
Лучшая смерть, чем у Альфреда, подумал я. Лучше, чем лежать в провонявшей комнате с болью, которая завоевала тело, с комом в животе, похожим на камень, пуская слюни и слезы, дерьмо и зловоние.
Но затем, после жизни, приходит облегчение, новое рождение в радости.
Христиане называли это раем и пытались запугать нас в своих мраморных залах историями про ад, в котором горячее, чем в кузнечной печи в Бланефорде, но я уйду, разразившись смехом в руках Валькирии, в великий дом Валгаллы, где меня ожидают друзья, и не только друзья, но и враги, люди, которых я убил в сражениях, там будут праздненства, выпивка, драки и женщины.
Такова наша судьба, если только мы не умираем недостойно, тогда мы обречены на вечную жизнь в холодных домах богини Хель.