В распахнутую настежь дверь они увидели, как эксперт-оценщик японских мечей с двадцатилетним стажем Нисимура Сэтору, взрезав себе живот коротким клинком, бьется в предсмертных конвульсиях в луже крови на полу. Прошло еще совсем немного времени, и он совершенно затих. Наступила оглушительная тишина.
Очки эксперта аккуратно лежали на столе. Солнечный луч с улицы попал в круглое стекло, и на стене пустой комнаты беззаботно заплясал веселый солнечный зайчик.
Часть седьмая
Новый календарь.
Где-то в пятом месяце, знаю,
день моей смерти…
До начала «ханами»18
оставалось еще несколько недель, но маленькая серая птаха, которую жители провинции Исэ называли «хару-тцуге-дори»19 уже во всю пела свою заливистую песню, усевшись на сухую ветку густого старого кустарника, разросшегося у дороги.Здесь, на окраине деревушки кузнецов, невдалеке от городка Судзука, в самом начале «кумано-кодо» – целой сети троп к синтоистскому святилищу Исэ-дзингу – проходившие на поклонение к святыням жители провинции частенько останавливались передохнуть и настроиться должным образом на преодоление последних нескольких «тё»20
перед тем, как ступить на священные тропы, что тянулись на многие сотни «ри»21.Тысячу лет эти тропы для паломников переваливают через крутые, заросшие густым лесом горы, спускаются к рекам Тоцукава и Куманогава, подходят к океану и тянутся вдоль океанского побережья. В незапамятные времена они были хорошо расчищены, местами выложены булыжником или каменными плитами, на крутых подъёмах сделаны каменные ступени. Вдоль дорог легли многочисленные камни с надписями, святые могилы, встали буддийские монастыри и синтоистские кумирни.
В воздухе уже запахло весной, и поток странников нарастал с каждым днем. Проходившие мимо буддийские монахи с наслаждением слушали певчую птаху, расстелив свои циновки прямо у дороги. Светло улыбаясь и покачивая головой в такт ее трелям, они называли ее «кумо-йоми-дори», что означало: «птица, читающая сутру лотоса». Маленькая серая птаха и не догадывалась о том, как важно ее пение для людей, что шли мимо ее куста каждый день. Она просто чувствовала, что весна не за горами, ее маленькое сердечко стучало все быстрее и радостнее с каждым днем, и она спешила поделиться этой радостью с окружающим миром.
Люди не оставались безучастными к ее стараниям. Из деревни, до который было рукой подать, почти каждый день приходил маленький мальчик лет пяти – младший сын местного кузнеца – и приносил ей небольшую горсточку риса.
Медленно приблизившись, стараясь не шуметь, чтобы не вспугнуть птаху, он осторожно высыпал рис под куст и быстро отбегал в сторону, где замирал, присев на корточки, склонив взлохмаченную голову набок и внимательно наблюдая за происходящим. Как только он видел, что серый комок, заметив угощение, слетал на землю и начинал благодарно клевать рис, чумазая физиономия малыша расплывалась в радостной улыбке, демонстрируя существенный недостаток зубов во рту. Вскочив, он быстро улепетывал в сторону деревни, сверкая голыми пятками.
Вот и сегодня ему повезло: птица приняла подношение! День будет удачным! Так учил его отец – малыш должен его обрадовать! Может быть, за это отец позволит ему посмотреть, как, захватив тяжелыми и длинными крючьями, будут извлекать из печи огромный раскаленный кусок металла, катя его вперед по деревянным чурбакам, а металл будет шипеть и плеваться, как страшный дракон из сказок, что рассказывала бабушка.
Его отца звали Мэису Кувана дзю Мурамаса. Именно так он подписывал свои клинки. Кузнец в третьем поколении, он был внуком великого Сэнго Мурамаса и сыном его сына, тоже Сэнго Мурамаса. Ровно пять раз по десять приходила весна в его жизни, пять раз по десять облетали цветы с веток сакуры. В век, когда большая половина населения раздробленной на мелкие княжества страны из-за непрекращающихся войн не доживала и до тридцати, он считался уже стариком, хотя был еще бодр, физически крепок и вынослив.
Вот и сейчас – его помощники валятся с ног от усталости, шутка ли: пошли четвертые сутки без сна! А он по-прежнему внимателен и сосредоточен. Он не имеет права ошибиться. Иначе все пойдет насмарку, и вместо огромного слитка «тамахаганэ» – «алмазной стали», единственно подходящий для изготовления клинков, массивная глиняная печь-татара выдаст ни к чему не пригодный слиток металла, не обладающий нужными свойствами, – и все придется начинать заново.
Выслушав сбивчивый рассказ ребенка о том, что певчая птаха приняла их дар, он нежно улыбнулся младшему сыну, усадил мальчика повыше, чтобы тот мог наблюдать за происходящим, и вернулся к своему делу.