– Учи «матчасть», салага! Говорил тебе и еще раз повторяю: без греческого в Греции – никуда! – весело рассмеялся Манн, беря друга под руку и неспешно двигаясь в сторону набережной. – Пусть бежит, я его к начальству отправил. Ну, укачало его начальника, что поделаешь! – хитро подмигнул он Смолеву. – Кто же знал, что у грека – и вдруг морская болезнь, да еще в такой тяжелой форме. Он новенький начальник, только вступил в должность. Сейчас тут у них мода – ротация кадров. Старый-то, Папандопулос, был морской волк, его двумя часами качки не пронять. Ох, и жучара был, хитрый лис! Столько нервов мне попортил, но свое дело туго знал, как к профессионалу к нему вопросов не было. А этот – уже через двадцать минут после выхода из порта – обеими руками за леер и страдать! Думал, не дай бог, спрыгнет по дороге – международный конфуз! Но я летел, как мог: мы вдвое быстрее прибыли, чем обычно. Ладно, пока там инспектор своего патрона холодной водой отливает, папкой обмахивает, да доклады докладывает, давай-ка мы с тобой пройдемся во-он до той таверны, сядем и потолкуем о делах наших грешных. У меня всего пара часов, надо дальше лететь.
– Ты привез то, о чем я тебя просил? – поинтересовался Смолев после того, как они устроились в освежающей прохладе под навесом таверны у Софии, подозвали официанта и сделали заказ.
– А как же, пять чемоданов и три ящика всякого хлама, все по списку, плюс еще кое-что от себя, в подарок. У нас в афинском бюро на складе этого списанного барахла – от потолка до пола! – показал он руками и рассмеялся. – Пусть радуется. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не беременело!
Алекс улыбнулся. Виктор с годами совершенно не менялся. Но Смолев прекрасно знал, что за внешностью веселого балагура и рубахи-парня скрывается великолепный профессионал-практик сыска, увлеченный и талантливый. Именно эти качества привели его двадцать лет назад в Интерпол и позволили сделать карьеру.
– Ладно, – отсмеявшись, вдруг как-то сразу посерьезнел и хищно подобрался полковник Интерпола. – Ты мне расскажи, как ты на этого испанца вышел?
– Все дело было в ножах. Оказалось, что их два комплекта, старый и новый. Новый разложен был по номерам лично Димитросом, старый – им же собран и сложен в ящик. Разумеется, на всех ножах – его отпечатки пальцев. Этот ящик Димитрос отнес по привычке к сараю старого Христоса, садовника. Одного из тех двенадцати, что участвовали в бойне в той бухте сорок лет назад. Я писал тебе.
– Да, я помню, – мрачно кивнул Манн, – продолжай.
– Инспектор так был рад совпадению пальчиков Димитроса на ноже, что торчал из спины убитого, с показаниями его секретаря, что забыл обо всем остальном. Если бы он сравнил орудие убийства, не выходя из отеля, с ножами для писем в других номерах, то легко обнаружил бы, что эти ножи из разных комплектов. Ножи похожи между собой, я навел справки: и производитель, и поставщик один и тот же, но в этом году на деревянных рукоятках ножей из новой партии три декоративных латунных кольца, а на ножах из старой партии их было всего два. Ну, и лезвие у старых чуть более плоское и на конус, как кинжал, а у новых – больше смахивает на стилет. Выполнены они в одной цветовой гамме, из одних и тех же материалов, один производитель, – в общем, я и сам не сразу разглядел.
– Так, ты мне тут этого балбеса Антонидиса не выгораживай! Ты разглядел, пусть и не сразу, а ему и в голову не пришло. Ладно, дальше давай! – Полковник с аппетитом принялся за мусаку – ароматную овощную запеканку с мясом и сыром, что принесла официантка.
– Слушай, да ладно. Ему просто ни разу не дали возможности себя проявить. Мы бы тоже с тобой ошалели, если бы сидели безвылазно на острове и расследовали исключительно угоны скутеров и квадроциклов пьяными студентами.
С аппетитом глотая обжигающую массу, Манн промычал что-то примирительное с набитым ртом.
Алекс продолжал.