Смерть среди бессмертных

Я тут же пожалел о своих словах. Получалось, будто я хотел заинтриговать собеседника, подразнить его. Тацунами, однако, не стал придираться к моим словам и просто сказал:

– Может, расскажешь?

– Когда я учился в школе, произошло землетрясение. Тогда я тоже стоял на крыше, смотрел на совершенно нереальную картину и думал, что все кончено. Сейчас я испытываю нечто похожее. Не знаю, как это назвать. Но, конечно же, это страх. Умирать не хочется, надо помогать всем нашим. Однако что можно сделать против такой невероятной силы? Сколько ни паникуй, сколько ни кричи, все бесполезно.

Что смогут сделать какие-то десять человек, если все зомби, толпящиеся внизу, разом обрушатся на них? С тех самых пор, после всего пережитого, внешнее спокойствие во мне сосуществовало с пониманием бессилия перед судьбой.

Выслушав меня, Тацунами пробормотал: «Вот оно как?» – и умолк на какое-то время. Потом вдруг спросил:

– У вас с Кэндзаки лав-стори?

Сердце у меня подскочило. Я покраснел не только от мысли, что кто-то мог поставить меня рядом с такой красавицей, как Хируко, но и потому что Тацунами заговорил о женщинах. В ответ на мое «да ничего такого» неожиданно прозвучало:

– Ты ей нравишься.

Он произнес эти слова так, будто говорил о погоде.

– Я? Хируко?

Ну дает!

– У вас с ней было?

Я тряхнул головой. Он ухмыльнулся.

– Тогда вы оба начинающие. Самый приятный период.

– Ну, она вряд ли начинающая…

– Это мое предположение, но, скорее всего, я прав. Иначе это не было бы так заметно.

Я понимал, что он имеет в виду, но решил попробовать перевести разговор в другую плоскость.

– Или она со всеми такая – откровенная и доброжелательная?

– Очень может быть. Когда я ее увидел, подумал: не попытать ли счастья? Она быстро соображает, такую куколку редко встретишь. Но я решил в эту игру не играть. Она лишь играет, притворяется, а на самом деле совершенно чиста. Я устал от таких девочек. Такие не понимают: если конец – значит, конец. От них проблем больше, чем удовольствия.

Я подумать не мог, что Тацунами так разбирается в тонкостях отношений с женским полом.

– Извините, но у меня было впечатление, что вы не слишком разборчивы в том, что касается женщин.

– Опыт у меня в этом вопросе, конечно, приличный. Но воспоминания такие, что блевать тянет. Сперва, когда начинаешь с кем-то встречаться, все классно и приятно. Но чем больше узнаешь о девушке, тем меньше понимаешь, любишь ты ее или нет. Потом начинаешь в ней сомневаться. И когда все кончается, остается только одна мысль – все это обман.

– Ну если вы такое говорите, значит, мне вовек в этом не разобраться.

Тацунами уронил окурок на темный мокрый бетон и наступил на него своей большой ногой.

– Я думаю, это что-то вроде болезни.

Окурок уже потух, но он продолжал плющить его ботинком.

– Это вы о чем?

– О любви. Это то же самое, что зомбизм. Посмотри на этих внизу. Они не соображают, что больны. То же и с любовью. Все люди на земле заражены вирусом любви и с удовольствием пляшут под эту музыку. И только я не позволил превратить себя в зомби. Сохраняю трезвость, но при этом прикидываюсь одним из них. Подражаю выражению их лиц, их действиям, издаю те же звуки. Притворяюсь, что я такой же, как они, разделяю с ними телесную близость, но когда у меня кончаются силы все это выносить, отталкиваю от себя больную, инфицированную этим вирусом, и уношу ноги.

Неужели Тацунами воспринимает зомби, обложивших виллу со всех сторон, и людей, слепо жаждущих любви, как одно и то же? Думает ли он так на самом деле или нет? Кто знает… Может, его просто заносит на поворотах, а для красного словца чего не скажешь. Если верить словам Такаги, на Тацунами висит грех за то, что происходило здесь год назад. У меня возникло ощущение, что именно из-за нашего отчаянного положения его потянуло на такие откровения.

Но, к сожалению, у меня не находилось слов, чтобы как-то его утешить. Все, что я мог, – это грубо копаться в происшедшем.

– Как вы думаете, из-за чего убили Синдо?

Этот вопрос нисколько не смутил Тацунами.

– Вопрос, конечно, интересный. Нанамия, похоже, просто в панике, и, как я полагаю, у каждого есть за душой нечто такое, за что его можно ненавидеть. Одни проповедуют «не убий», ссылаясь на бога, а другие убивают людей, кивая на волю божью. Неизвестно, что толкает людей на поступки, которые они совершают. А нас должно волновать одно – выживем мы или нет.

Тацунами поднял рубашку, и я увидел у него на поясе нож. Не муляж из тех, что развешаны в холле, а другой – видимо, его собственный. Наверное, ему было известно, что даже в нормальных обстоятельствах кто-то имеет на него зуб.

– Держись ближе к Кэндзаки.

Тацунами закурил новую сигарету, и в этот момент на крыше появилась Набари, которая вроде бы вернулась в свой номер. Увидев меня, она сказала, что захотела глотнуть свежего воздуха, а заметив стоявшего к нам спиной Тацунами, нахмурилась и отошла на другой край крыши.

Я попрощался с Тацунами и ушел.

8