Читаем Смерть в середине лета полностью

Киёко (тихо). Я не мошенница. Я действительно собиралась облить свое лицо кислотой.

Торговец антиквариатом. А что это был за вопль?

Киёко. Я зажгла в шкафу свет. В зеркальных стенах со всех четырех сторон отразилось мое лицо, а его отражения отразились в отраженных зеркалах, и отражения отражений тоже. Зеркала, отражающие зеркала, отражающие мой профиль, отраженный в зеркалах. Бесчисленное, бесконечное повторение моего лица, куда ни глянь… В шкафу был такой леденящий холод. Я стояла и всматривалась, не появится, не мелькнет ли среди мириады моих лиц его лицо.

Торговец антиквариатом (вздрогнув). И оно появилось?

Киёко. Нет. До самого края земли, до самого края моря, до края света – мое лицо, и только мое лицо. Я сняла крышечку с пузырька. Потом внимательно вгляделась в свое лицо в зеркале. Я представила себе, как, изуродованное кислотой, оно заполняет собой все вокруг, до самого края земли… И тут я увидела воочию свое другое лицо – лицо демоницы, ужасающее, обожженное…

Торговец антиквариатом. И вот тогда-то ты и закричала.

Киёко. Да.

Торговец антиквариатом. И тебе не хватило духу облить себя кислотой, так?

Киёко. Не так. Очнувшись от видения, я закрыла пузырек крышечкой. Но не потому, что не хватило духу. Просто в этот миг я все поняла. Чудовищная грусть, дикая ревность, и гнев, и боль, и страдания – этим, получается, человеческое лицо не изменить. Мое лицо останется моим лицом, как бы там ни было.

Торговец антиквариатом. Видишь, в схватке с природой победить невозможно.

Киёко. Но я не проиграла. Я примирилась с природой.

Торговец антиквариатом. Удобная отговорка.

Киёко. Я примирилась.

Бросает пузырек с кислотой на пол. Торговец торопливо отпихивает его ногой подальше.

Киёко. А ведь нынче весна, да? Я только сейчас это заметила. Времена года так долго не значили для меня ровным счетом ничего – с тех самых пор, как он скрылся от меня в этом шкафу. (Втягивает носом воздух.) Весна в самом разгаре. Я чувствую даже здесь ее благоухание, непонятно как пробившееся в эту старую, заплесневелую лавку, – запах свежей земли, деревьев, растений, и над всем плывет цветочный аромат. Вишня, должно быть, сейчас в полном цвету! А по контрасту – зеленые сосны. Их четко очерченные ветви, никогда не видевшие снов, купаются в розовой дымке. Щебечут птички.

Раздается птичий щебет.

Киёко. Их щебетание, будто солнечные лучи, пробивается сквозь самые толстые стены. Даже тут, даже так весна безжалостно обрушивается на нас буйным цветением, буйным щебетом птиц. Каждая веточка несет на себе столько, сколько может снести, подрагивая от удовольствия под этим благодатным весом. А вот ветерок… Он веет тем ароматом, которым при жизни благоухало тело любимого. Я и забыла, что теперь весна!

Торговец антиквариатом. А сейчас можешь наконец-то купить шкаф и уйти?

Киёко. Вы сказали, что уступаете его мне за три тысячи иен.

Торговец антиквариатом. Чушь! Это лишь в том случае, если б ты вышла оттуда с другим лицом. Так что пятьсот тысяч иен. Нет, шестьсот тысяч!

Киёко. Он мне не нужен.

Торговец антиквариатом. Что?

Киёко. Правда, он мне больше не нужен. Продайте какому-нибудь богатому дурачку. Можете быть спокойны, я не стану вам мешать.

Торговец антиквариатом. Прям гора с плеч!

Управляющий. Ну-ну, пойдемте-ка домой. Надо извиниться перед другом, которому вы доставили беспокойство, а потом советую вам поспать. Думаю, вы очень устали.

Киёко (достает и рассматривает визитную карточку). Нет, мне надо идти.

Управляющий. Куда?

Торговец антиквариатом. Неужто к тому господину? Прямо сейчас?

Киёко. Да, к тому господину.

Торговец антиквариатом. Ну, сходи, только как бы потом не пришлось расхлебывать последствия.

Киёко. Мне безразлично. Что бы ни случилось, это не имеет значения. Неужели вы думаете, что теперь хоть кто-то может причинить мне боль?

Управляющий. Весна – опасное время года.

Торговец антиквариатом. Он изничтожит тебя. Разорвет твое сердце в клочья. Ты больше никогда ничего не почувствуешь.

Киёко. Как бы то ни было, ничто уже не сможет изменить мое лицо.

Киёко достает из сумочки помаду, красит губы и, оставив обоих мужчин изумленно стоять и глядеть ей вслед, неожиданно убегает со сцены, стремительная, как порыв ветра[38].

<p>Его женские роли</p></span><span>1

Талант Санокавы Мангику потряс Масуяму. Еще студентом отделения классической литературы он пришел в сценарный отдел театра кабуки[39] – тоже потому, что его с самого начала очаровала сценическая игра Мангику.

Со времен учебы в школе высшей ступени Масуяму пленил этот театр. В то время Санокава в амплуа молодой красавицы получал второстепенные роли, вроде призрачной бабочки из пьесы «Зеркальный лев»[40], в лучшем случае – Тидори, верной прислужницы знатной дамы в «Изгнании Гэнда из родного дома»[41]. Тогда это была исключительно ровная, правильная игра, никто не предполагал, что он достигнет нынешнего величия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Переизбранное
Переизбранное

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Юз Алешковский

Классическая проза ХX века
Шкура
Шкура

Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писателя и журналиста Курта Эриха Зукерта (1989–1957), неудобного классика итальянской литературы прошлого века.«Шкура» продолжает описание ужасов Второй мировой войны, начатое в романе «Капут» (1944). Если в первой части этой своеобразной дилогии речь шла о Восточном фронте, здесь действие происходит в самом конце войны в Неаполе, а место наступающих частей Вермахта заняли американские десантники. Впервые роман был издан в Париже в 1949 году на французском языке, после итальянского издания (1950) автора обвинили в антипатриотизме и безнравственности, а «Шкура» была внесена Ватиканом в индекс запрещенных книг. После экранизации романа Лилианой Кавани в 1981 году (Малапарте сыграл Марчелло Мастроянни), к автору стала возвращаться всемирная популярность. Вы держите в руках первое полное русское издание одного из забытых шедевров XX века.

Курцио Малапарте , Максим Олегович Неспящий , Олег Евгеньевич Абаев , Ольга Брюс , Юлия Волкодав

Фантастика / Прочее / Фантастика: прочее / Современная проза / Классическая проза ХX века