Киёко
Торговец антиквариатом. А что это был за вопль?
Киёко. Я зажгла в шкафу свет. В зеркальных стенах со всех четырех сторон отразилось мое лицо, а его отражения отразились в отраженных зеркалах, и отражения отражений тоже. Зеркала, отражающие зеркала, отражающие мой профиль, отраженный в зеркалах. Бесчисленное, бесконечное повторение моего лица, куда ни глянь… В шкафу был такой леденящий холод. Я стояла и всматривалась, не появится, не мелькнет ли среди мириады моих лиц его лицо.
Торговец антиквариатом
Киёко. Нет. До самого края земли, до самого края моря, до края света – мое лицо, и только мое лицо. Я сняла крышечку с пузырька. Потом внимательно вгляделась в свое лицо в зеркале. Я представила себе, как, изуродованное кислотой, оно заполняет собой все вокруг, до самого края земли… И тут я увидела воочию свое другое лицо – лицо демоницы, ужасающее, обожженное…
Торговец антиквариатом. И вот тогда-то ты и закричала.
Киёко. Да.
Торговец антиквариатом. И тебе не хватило духу облить себя кислотой, так?
Киёко. Не так. Очнувшись от видения, я закрыла пузырек крышечкой. Но не потому, что не хватило духу. Просто в этот миг я все поняла. Чудовищная грусть, дикая ревность, и гнев, и боль, и страдания – этим, получается, человеческое лицо не изменить. Мое лицо останется моим лицом, как бы там ни было.
Торговец антиквариатом. Видишь, в схватке с природой победить невозможно.
Киёко. Но я не проиграла. Я примирилась с природой.
Торговец антиквариатом. Удобная отговорка.
Киёко. Я примирилась.
Бросает пузырек с кислотой на пол. Торговец торопливо отпихивает его ногой подальше.
Киёко. А ведь нынче весна, да? Я только сейчас это заметила. Времена года так долго не значили для меня ровным счетом ничего – с тех самых пор, как он скрылся от меня в этом шкафу.
Раздается птичий щебет.
Киёко. Их щебетание, будто солнечные лучи, пробивается сквозь самые толстые стены. Даже тут, даже так весна безжалостно обрушивается на нас буйным цветением, буйным щебетом птиц. Каждая веточка несет на себе столько, сколько может снести, подрагивая от удовольствия под этим благодатным весом. А вот ветерок… Он веет тем ароматом, которым при жизни благоухало тело любимого. Я и забыла, что теперь весна!
Торговец антиквариатом. А сейчас можешь наконец-то купить шкаф и уйти?
Киёко. Вы сказали, что уступаете его мне за три тысячи иен.
Торговец антиквариатом. Чушь! Это лишь в том случае, если б ты вышла оттуда с другим лицом. Так что пятьсот тысяч иен. Нет, шестьсот тысяч!
Киёко. Он мне не нужен.
Торговец антиквариатом. Что?
Киёко. Правда, он мне больше не нужен. Продайте какому-нибудь богатому дурачку. Можете быть спокойны, я не стану вам мешать.
Торговец антиквариатом. Прям гора с плеч!
Управляющий. Ну-ну, пойдемте-ка домой. Надо извиниться перед другом, которому вы доставили беспокойство, а потом советую вам поспать. Думаю, вы очень устали.
Киёко
Управляющий. Куда?
Торговец антиквариатом. Неужто к тому господину? Прямо сейчас?
Киёко. Да, к тому господину.
Торговец антиквариатом. Ну, сходи, только как бы потом не пришлось расхлебывать последствия.
Киёко. Мне безразлично. Что бы ни случилось, это не имеет значения. Неужели вы думаете, что теперь хоть кто-то может причинить мне боль?
Управляющий. Весна – опасное время года.
Торговец антиквариатом. Он изничтожит тебя. Разорвет твое сердце в клочья. Ты больше никогда ничего не почувствуешь.
Киёко. Как бы то ни было, ничто уже не сможет изменить мое лицо.
Киёко достает из сумочки помаду, красит губы и, оставив обоих мужчин изумленно стоять и глядеть ей вслед, неожиданно убегает со сцены, стремительная, как порыв ветра[38]
.Его женские роли
Талант Санокавы Мангику потряс Масуяму. Еще студентом отделения классической литературы он пришел в сценарный отдел театра кабуки[39]
– тоже потому, что его с самого начала очаровала сценическая игра Мангику.Со времен учебы в школе высшей ступени Масуяму пленил этот театр. В то время Санокава в амплуа молодой красавицы получал второстепенные роли, вроде призрачной бабочки из пьесы «Зеркальный лев»[40]
, в лучшем случае – Тидори, верной прислужницы знатной дамы в «Изгнании Гэнда из родного дома»[41]. Тогда это была исключительно ровная, правильная игра, никто не предполагал, что он достигнет нынешнего величия.