Смерть во сне

– Илюш, а чего ты такой? Уставший, что ли. А давай соседей позовем, давай я сейчас тете Ларисе позвоню да дяде Сереже? Хочешь, приедут? Повидаешься с ними, они все соскучились. Помнишь, как раньше всегда у нас дома все собирались? Хорошо как было…. Давай, я позову, все, что скажешь, сделаю, и тебе не так скучно тут с нами будет.

– Мам, никого не надо, пожалуйста. Можно мне побыть одному? Я к папе приехал.

– Да, а что к папе? Я вот что хочу сказать, может еще и обойдется все. А родных-то повидать надо. Родные-то – свои люди все.

– Мам, давай не сегодня, пожалуйста.

– Ладно, ладно, ты садись, кушай, накрыто все.

Илья сел за стол и ел как-то совсем без аппетита. За последние годы он отвык от домашней кухни, предпочтя кафе, рестораны и фастфуд, и сейчас невольно сравнивал мамину еду и ресторанную, и выбор был не в пользу матери, впрочем, по субъективным критериям. Сам себе Илья давным-давно ничего не готовил, не то чтобы ленился, нет, просто вполне честно не умел это делать и считал лишним учиться.

– А что Стас, приедет? – спросил Илья, пережевывая квашеную капусту.

– Завтра будет. Сегодня, сказал, дела, бизнес же все свой, не может, говорит.

– А Ира как?

– Ира хорошо. Дай Бог, все у нее ладненько тут, потихоньку. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

– Надо будет к ней заехать.

– А и съезди, что дома сидеть. Сейчас покушай, отдохни да и поезжай. Она ж тут рядом совсем, пешком можно. Можем и вместе поехать, и папу возьмем, если захочет.

– Да я лучше на машине. Один.

– А и то правда, что по улицам вечерами ходить. А тут обернуться не успеешь, уже и темно, уже и вечер. И я могу с тобой тоже на машине поехать. Папа давно уже за руль не садился, я отвыкла уже, каково это.

Ольга Староверина всю жизнь имела странную манеру в произношении некоторых букв, в частности, она всегда смягчала букву «р», произнося ее как бы «ръ» на конце, иногда игнорировала гласную «н», вместо слова «неё», произнося, например, «её», чем немного раздражала сына, который пусть и не значился ценителем русского языка, но старался говорить на нем максимально официально, недолюбливая просторечия и старясь игнорировать любые местечковые слова и фразы, используя почти юридический язык, как будто по учебнику для иностранцев. Отец изъяснялся схожим образом, но еще использовал грубую форму «гэ», иногда меняя «к» на «х», и «в» на «ф». В школьном возрасте Илья и сам разговаривал в похожей манере, но уже в старших классах переучился, а вот Стас пронес подобный уровень владения языком через все, пока не перебрался в Москву, где первый раз столкнулся с насмешками от выходцев из Алтая, Мурманска, Сызрани и Ухты, после чего стал фильтровать произношение, но, испытывая сложность со скоростью мышления, обильно разбавлял речь матом для быстрой связки.

После обеда, на котором Илья ничего толком не съел, лишь поковырявшись то в одном, то другом блюде, но с охотой выпив стакан компота, снова решил поговорить с отцом, чтобы убедиться, что с ним все нормально, и можно будет вскоре уезжать.

Мать спешно помыла посуду и пулей выскочила на улицу, где принялась рассказывать соседям, поджидавшим ее на лавочке, все, что успела узнать от сына, да дополнила к рассказу свои первые впечатления, все-таки целый ворох новостей с его появлением образовался. Для всех соседей, в жизни которых мало чего интересного происходило, любая новая фигура вызывала волнующие чувства и предвкушения разбавленной рутины. Возле машины Ильи деловито ходил сосед Андрей Темьян, оценивая, с одной стороны, статус и качество автомобиля, с другой, подмечая огрехи в конструкции, видимые лишь ему одному «жучки» на лакокрасочном покрытии, и без препарирования констатируя неизбежность скорых поломок и необходимости дорогого ремонта, чем вводил в состояние тревоги мать Илюши. Другое дело, что слова Андрея безгранично далеки от реальности, а он сам, в жизни не имевший машины, автомобиль такой марки видел первый раз, но в глазах соседей представал вполне себе серьезным экспертом.

Илья стоял у западной стены огромного зала, копаясь в телефоне, заряжавшемся от розетки. Он совсем не обращал внимания на окружавшее его пространство, а ведь это дом, в котором он вырос, провел детство и юность, это именно тот зал, где отмечались праздники, дни рождения, новый год, и даже бабушку тут отпевали, и гроб стоял два дня, пока ее читали перед погребением. Илье вполне себе все равно. Диваны, шкафы, кресла, стоящие вдоль стен, казались ему даже чуть-чуть противны, так как старая мебель, пусть и очень качественная, навязывала ощущение бытового моветона, и он бубнел с неудовольствием, что могли бы и в IKEA что-нибудь купить, но не учитывал тот факт, что ближайшая IKEA находилась в Москве.

За окном мать Илюши взахлеб хвалилась соседям байками про сына, собирая все больше аудиторию.