– Этот район считается не очень спокойным, – внезапно проговорила Рин, не замедляя шага.
– Не очень спокойным?
– Конечно, это не Кабуки-тё на Синдзюку и не Юракутё в Тиёда, где у полицейских во время дежурства нет свободной минуты и стаканчик кофе из автомата выпить, но здесь тоже всякое происходит, о чем потом в газетах пишут.
– Вот как…
– Я слышала, в паре кварталов отсюда был случай: мужчина отрезал голову своей жене.
Александр настолько оторопел, что не нашелся с ответом. С чего это сотрудница станции вдруг интересовалась подобными вещами? Впрочем, самоубийства, когда люди бросаются под поезд с платформы, не такая уж редкость, так что работники станции должны быть готовы к любым непредвиденным ситуациям.
– Он расчленил тело и потихоньку вывез его на окраины, действуя очень умело и хладнокровно, – продолжала Рин. – Его преступление так бы никогда и не раскрыли, если бы он не оставил голову.
– Голову?
– Да, он хранил ее в холодильнике, но со временем голова все равно начала портиться и издавать неприятный запах. Этот мужчина несколько месяцев назад лишился работы и стал задерживать оплату квартиры. Когда управляющий дома пришел к нему, чтобы уведомить о просроченной оплате, он почувствовал странный запах и вызвал полицию.
– Но, Осогами-сан…
– Что?
– Почему этот мужчина хранил голову своей жены в холодильнике, если он так предусмотрительно избавился от тела?
Она пожала плечами:
– Тебе известно выражение
– Вы имеете в виду увольнение с работы?
– Верно, в Японии «увольнение с работы» в просторечии называют «обезглавливанием». Хотя, честно говоря, слово «кайсёку» разве что в официальных документах встретишь. Для нас, японцев, «обезглавливание» кажется гораздо более подходящим. Человек, лишившийся работы, оказывается в затруднительном положении. Этот мужчина утверждал, что жена совсем не поддерживала его, – наоборот, постоянно попрекала и изводила придирками. Из-за этого он впал в депрессию и потерял место. Поэтому он и отрезал ей голову. А хранил он ее для того, чтобы каждый день видеть свидетельство своей справедливой мести.
– Ничего себе…
– Люди, совершающие преступления под действием эмоций, всегда так или иначе себя выдают.
– Но убийца-демон из Итабаси совершает свои преступления не под действием эмоций, верно?
Они уже почти вышли из проулка, но Рин резко остановилась и повернулась к Александру, сверля его немигающим взглядом.
– С чего это ты вдруг про него вспомнил?
– Да так, просто… про него же все сейчас говорят. Можно сказать, он настоящая знаменитость. Но при этом его не могут найти – в отличие от того безработного, о котором знал только управляющий его кондоминимума.
– Да, пожалуй… – Она прикрыла глаза в знак согласия. – Для убийцы-демона из Итабаси эмоции не имеют никакого значения. У него совершенно другие мотивы.
– Так, значит, вы тоже об этом думали?
– О чем это ты?
– Сегодня я говорил с одним полицейским…
– Ты говорил с полицейским?
– Да. Он сказал, что у этого человека могут быть мотивы, которые находятся за пределами нашего понимания.
– Вот оно что.
Ему показалось, что в выражении лица его спутницы промелькнула заинтересованность.
– Так ты приехал в Японию из-за него?
– Из-за… него?
– Из-за убийцы-демона из Итабаси?
Рин стояла неподвижно, но Александр непроизвольно сделал небольшой шаг назад. Колючий ночной холод проникал под пальто, и он чувствовал, как у него начинают замерзать пальцы правой руки, сжимавшие ручку портфеля для бумаг. Хотелось бы побыстрее оказаться в теплом помещении и заказать себе какой-нибудь согревающий коктейль.
– Я ведь угадала?
Ему вдруг вспомнилось, как призрачная птица, сидевшая в ветвях криптомерии, спрашивала его: «Тебе не страшно,
– У меня есть на это свои причины, Осогами-сан.
– Думаешь, без тебя японская полиция не справится?
– Я думаю, что мне известно кое-что, чего не знает японская полиция.
– Вот как. И что же это, например?
– Я… – начал было Александр и тут же смущенно осекся: – По правде сказать, я и сам пока до конца не понимаю. Но я просто чувствую, что я должен быть здесь.
– Как это ты не понимаешь? Ты ведь говоришь о какой-то информации, неизвестной полиции?
– Но я говорю вам правду. Мне просто кажется, что я должен был сюда приехать. Что это была… моя
Она слегка усмехнулась и покачала головой.