Эта часть леса залита светом. Свет исходит от переносных прожекторов, установленных людьми Эдуарда Валентиновича, и фар припаркованных как попало машин. Молодые листочки в искусственном свете и сами кажутся искусственными, с серебристым подтоном. Стволы деревьев чернеют, но березы будто светятся изнутри. Переругиваются разбуженные людской суетой птицы.
Черный делает пару шагов и замирает. Он так стремился побыстрее оказаться здесь, но сейчас увиденное его поражает настолько, что он не может поверить в реальность происходящего. «Это какая-то глупая постановка. Спектакль. Идиотская сценка», – думает Николай.
Все действительно выглядит постановкой, главный герой которой висит на низкой ветке старой березы, почти касаясь носками поношенных кроссовок земли, усыпанной прошлогодними листьями, и молодой травы. Большая кукла, манекен, ради забавы привязанный за шею веревкой. Застывший кадр из какого-то дешевого фильма с неплохим гримером и отвратительным сценаристом.
Последний раз Черный видел Кучера в бюро, когда проходил мимо него, выходя из кабинета Миронова. Тогда внутренне Николай почувствовал некую опасность и силу, исходившую от санитара. И вот теперь санитар мертв, покачивается под тяжестью своего веса в темном лесу.
К следователю спешит Эдуард Валентинович.
– Наконец-то вы приехали! Нам можно начинать работать? Я пока успел только произвести фото– и видеосъемку в общем плане. Борис Петрович запретил прикасаться к телу.
– Да, запретил, а вы не жалуйтесь, Эдуард Валентинович. Не жалуйтесь! Не имейте такой привычки. Жалобщиков никто не любит, – качает указательным пальцем Андреевский. – Эти пятьдесят минут роли никакой не сыграли. Кучер мертв был задолго до нашего приезда.
– Вообще-то, вы украли время не только у криминалистов, – тактично, но с затаенной злостью говорит незнакомая женщина, вынимая сигарету изо рта.
– Николай Дмитриевич, они так уже с полчаса переругиваются, – сообщает подошедший сбоку Тихомиров.
– Нет, мне, конечно, жаль этого покойника, но я на него насмотрелся. И просто хочу оказаться дома. И вот коллега моя, Татьяна Никитична, тоже устала. Пусть нас хотя бы допросят уже и отпустят. Ну ведь это издевательство! Вы ведь здесь главный, как я понял? Распорядитесь уже!
Мужчина, который первым встретил следователя, берет его за рукав пиджака. Со всех сторон на него смотрят. Свидетели, патруль, прибывший на место по вызову, криминалисты, оперативники, судебный медик с бригадой, Андреевский, сложивший руки на груди. Им хочется, в общем-то, одного и того же – чтобы дело наконец пошло. И закончилось как можно скорее. Люди устали находиться в этом лесу рядом с мертвецом, которого запретили трогать. Такое соседство действует на нервы.
Свидетельница, Татьяна Никитична, забилась в машину своего коллеги и любовника и закуталась в плащик, хотя печка работает на полную мощность. Женщину трясет, как в лихорадке. Она сидит, отвернувшись ото всех, лишь бы не встречаться взглядом с покойником. Но ощущает его пустой взгляд затылком и постоянно хлюпает покрасневшим от частого вытирания носом.
– Я здесь главный, – кивает Черный, на пятках разворачиваясь к Андреевскому.
Тот чуть качается назад от такой резкости.
– Борис Петрович, а если бы я не приехал? Кучер бы у вас сколько здесь проболтался? – спрашивает Николай, внутренне закипая.
– Ну знаете ли, Николай Дмитриевич! Я, между прочим, тоже не алмазную мозаику собирал весь день! У нас три задержания было, пока мы по вашим борделям мотались!
Тихомиров хохочет, но тут же глотает смех, напоровшись на мрачный взгляд Черного, которому тратить время еще и на Андреевского, вставшего в позу обиженного, не хочется.
– Мне вам премию выписать?.. Эдуард Валентинович, начинайте.
Одно слово, словно поворотный механизм шлюзов, запускает работу. Люди, мысленно уже проделавшие все процедуры не по разу, оживляются. Эксперты, натянув капюшоны и маски-респираторы, приближаются к телу, внимательно глядя себе под ноги. Незнакомая женщина, сидевшая на пороге отрытой двери микроавтобуса бюро, оказывается дежурным судмедом Галиной Антоновной Шишкиной.
Пока работают криминалисты, к телу подходить нельзя, а следователя распирает от желания что-то делать. Он отпускает бесполезных патрульных – здесь некого отгонять от места преступления и оцеплять тоже не особо имеет смысл. Ночь, пустая дорога и куча людей, ползающих в свете прожекторов и занятых сбором возможных улик.
– Свидетели почему не опрошены? – спрашивает Николай. – Тоже меня ждали?
Борис Петрович считает правильным не отвечать на этот вопрос, делая вид, что внимательно записывает то, что диктует Эдуард Валентинович.
– Понимаете, мы с Татьяной… Никитичной работаем вместе и живем в соседних домах. Поэтому иногда, когда случается, я подвожу ее домой, – рассказывает свидетель, нехотя отдавший свой паспорт Тихомирову, чтобы тот внес его данные в протокол.
– Что случается? – уточняет Черный.
– Я опоздала на служебный автобус, – клацнув зубами от внутреннего непроходящего холода, говорит женщина. – Можно, мы поедем? Мне муж уже раз двадцать позвонил. У меня дети.